Любить Дженевив - страница 13

Я не раскрыла ей содержимое письма. В характере Иден была любимая мною черта – ненавязчивость. Она рядом, когда я нуждаюсь в ней, и не более. Она никогда не переступает черту в отношении меня. Это неописуемая ценность.

Как только я перешагнула порог Золотого зала, в глаза тотчас бросились потускневшие лица студентов. Вчерашнее рвение и позитивный настрой словно ветром сдуло, и теперь большинство, уткнувшись носом в тарелку, обсуждало лишь произошедшее со студенткой четвертого курса. Несмотря на умелые руки, у некоторых студентов медицинского факультета был очень длинный язык.

– Как спалось? – Джереми наложил в тарелку сырных тарталеток, перед этим запив соком блины с мёдом.

– Блины, потом тарталетки?

– Это вкусно.

– Ты извращенец, – усмехнулась я. – Я почти не спала. Голова кругом от сложившихся обстоятельств.

– И всё? Дело только в них?

Я прищурилась, внимательно всматриваясь в лицо своего друга: синяки под хрустальными глазами и быстрое моргание ресниц свидетельствовали о явном неврозе. Видимо, не только мне «посчастливилось» получить письмо. Нервничала ли я? Вполне вероятно, однако это чувство не ослепляло меня – никакой тошноты во время трапезы, дрожащих рук и чрезмерной тревожности. Я держала себя в руках, в отличие от Джереми.

– Не только в этом, – наконец сказала я.

– Всем доброго утра! – радостно воскликнул Теренс, плюхнувшись за стол. – Что за кислые лица?

– Почему ты такой громкий всегда? – Джереми недовольно закатил глаза. – Сейчас весь зал оглохнет.

– Я дарю всем хорошее настроение, не ворчи.

– Да, это обязательно поднимет мне настроение, – пробурчал тот.

– От тебя один негатив, Джер. Между прочим…

– Тсс, – зашипел он вдруг, – Крессит несётся. Молчи.

– С добрым утром! Как прошла ваша ночь? Никто не потревожил ваш сон? – вдруг спросила она.

– Чудесно, – громко ответил Теренс, вилкой впиваясь в ещё тёплую яичницу. – Как раз планировал позавтракать, но боюсь подавиться.

Прежде чем отвернуться, Крессит поджала губы и аккуратно убрала зелень с тарталеток. Мы переглянулись. Томас, отодвинув стул рядом с Теренсом, улыбнулся и поспешно ухватил последние ломтики бекона. Одет он был празднично: на шее – бабочка, по цвету сочетающаяся с лаковыми туфлями и бордовым пиджаком. Аккуратно уложенные волосы и свежий, возбуждённый вид.

– С добрым утром, принц. Вы из какой сказки?

– Из той, где вас нет, – ответил он, запихивая бекон в рот. – Меня отец ждёт. Какая-то церемония вручения награды непонятно за что, и непонятно, когда он успел её получить.

– Томас, какое счастье видеть тебя с самого утра, – вмешалась Дакота, бросаясь в нас своей безупречной улыбкой.

– Здравствуй, – вздохнув, ответил он.

Директор пожелал всем доброго утра и откинулся на спинку стула так, словно цéлую ночь провёл в бодрствовании. После завтрака Томас оставил нас, а мы небольшой группой направились в павильон, дабы, как говорил Теренс, «обкуриться по уши» до начала занятий. Мэгги в компании Иден пришла к нам на полчаса позже; в их руках дымился тыквенный кофе и остывали любимые пончики от старика Джо. Мы обожали его выпечку, но ездить каждое утро на другой конец Лондона – сомнительное удовольствие. Мэгги улыбнулась и потребовала громких благодарностей, прежде чем протянуть нам десерт, утопающий в божественном аромате ещё тёплой карамели. Теренс расплылся в собственной радости, как маленький ребёнок.