Душа уродлива. Не соврала ни на грам. Жизнь не сказка, увы. Поэтому, долой все. Хватить холить и лелеять в сердце того, кто этого не достоин. В мусор все и на помойку. Начинаем жизнь с чистого листа. Все долой.
Кроме… Беру в руки старый браслет из потертой кожи, а с внутренней стороны надпись: «Счастье ближе, чем кажется».
Что же я творю. Так нельзя.
Бросаю ведро, а сама снова плачу на кровати, сжимая подарок в руке. Глупая. Оно того не стоит. Но как же сложно отпускать. Надо разжать кулак и выкинуть все, даже браслет. Он не помнит, значит не нужно.
- Инн, что случилось? – Ева.
Сколько же время?
Плевать. Главное не одна.
- Инн? – не выдерживаю, обнимаю Стрельникову так сильно, насколько могу.
Почему у меня не может быть так просто все, как у нее с Соболевым? Уж я бы точно не стала строить проблему там, где ее нет. Мишка хороший парень и не вел себя с ней по-свински. Ну да, обманул, прикинувшись другим человеком в переписке. А как с ней еще? Строит тут препятствия сама себе.
Вон, Царев в контрасте с ее парнем даже в подметки не годится. Один комплименты говорит, поддерживает, не без ошибок разумеется, а второй с места в карьер с оскорблениями мчится. Ничего, образуется все. У нас обоих.
Не знаю сколько плачу, прижимаясь к ее боку, но в какой-то момент понимаю, что больше не могу лить слезы. Отстраняюсь, и утирая рукавом нос, прошу прощения за увиденное. Не люблю показывать слабость. Папа учил всегда быть сильной. Только сейчас его нет рядом, а больше мне не с кем отпустить себя. Ева хорошая подруга, с ней можно.
Стрельникова пытается узнать, что произошло, а у меня ком в горле. Не могу и слова сказать. Любой звук сопровождается болью, даже вдох. Словно сотни иголок горло насквозь проткнули и мешают. Понимаю, что надо ответить, пока в ней не проснулась паникерша. Всю силу воли в кулак собираю и не успеваю. Ужасное предположение срывается с ее губ.
Да не трогал меня никто в том плане, в каком она подумала. Только унизили. Ну же, Инна, срочно бери себя в руки и говори, как на духу. Слухи еще не распространились, чтобы шляпница не волновалась.
- Он такой дурак, Ев, такой… А я ведь думала, что он хороший. Мечтала о нем, в итоге…
Слова слетают с губ ровно тогда, когда мне кажется, Ева готова начать костерить за молчание. И тут подруга зависает.
- Ин, тебя Андрей обидел? Ты только скажи, я этому павлину весь хвост выщипаю и пускай каждый видит, что под ним скрыта обычная куриная опа, которую даже на бульон не пустишь, вонять будет.
- Не надо. Он просто. Просто.
Понимаю, если промолчу, скрою произошедшее, беды не миновать. Со Стрельниковой станется наступить себе на горло и попросить Мишу выбить признание из Андрея. Такое нельзя допустить.
- Что просто? Ты плачешь, у тебя истерика, и я должна сидеть сложа руки? Помяни мое слово, отольются котяре все слезки моей озорной девочки. Выкладывай живо, что натворил сей элемент мужского пола, иначе клянусь, я его прямо сейчас найду и на дыбу посажу прямо перед институтом, чтобы все мажорики знали, за грехи приходит расправа.
Ошиблась, просить не будет, сама все сделает. Вздохнув, начала рассказ. Зачем оправдываюсь – не знаю. Защитить хочу дурака от праведного гнева. Одно дело я оплеуху дала, другое дело посторонний человек. Или себя. Ведь во мне будут сразу два чувства бороться: жалость по отношению к парню, любовь к которому не выжечь из сердца так быстро, и благодарность к подруге, что не бросила в трудную минуту.
