– Если мне будет звонить человек по имени Ураган, я уехала в Прагу. НАВСЕГДА.
Сашка еще долго забавлялась приключившейся со мной историей. Просила познакомить ее с этим У… УЖАСОМ, чтобы убедиться на собственном опыте, бывает ли все ТАК плохо, как я ей ЭТО описала. Мы трепались на сковородочной полянке в тот момент, когда к кучке сидевших рядом неформалов подошел ОН.
* * *
ОН. Человек из моих детских снов. Тот самый, что мчал на белом (или сером, или черном – неважно!) коне и приближал ко мне свое лицо. Волосы до плеч… темные… тонкий профиль… глубокие черные глаза… безумные… высокие восточные скулы, режущие пространство… улыбка, открывающая миру белые зубы и освещающая, как луна, это странно-красивое лицо… Именно странно-красивое. Про таких говорят – красив, как дьявол. С отрицательной окраской.
Кто он? Человек в черной майке с надписью «Гражданская Оборона», в черных джинсах, с фенькой на запястье… Он здоровается с некоторыми кучкующимися. Я слышу низкий металлический голос… Слышу рвущиеся слова… Он слегка заикается. Возникает невольная ассоциация с Оводом – героем наших бабушек. А у современников всплывает в памяти Эраст Фандорин… Короче, у каждого поколения – свой кумир с таинственным прошлым, обаятельно заикающийся.
Мы с Сашкой переглядываемся о-о-очень многозначительно. Окружающие называют его FLINT. Похож на рок-музыканта. Интересно, почему Флинт? Может, потому, что он, подобно предводителю пиратов Карибского моря, может выпить бутылку рома «на EX»? А ему бы пошел костюм корсара… А, может, он такой же беспощадный?..
«Глаза сверкали, как агаты… агаты…» – так, кажется, пел дядя Ренат Ибрагимов – сокурсник папы в консерватории.
Он на меня не смотрит. «Черт! – проносится в голове. – Почему я сегодня одета как попало? А – как попало? Вроде, как всегда, – джинсы и майка. Тут так все одеты. Что это я нервничаю?
Глупость какая-то! Сразу что ли, прямо с первого взгляда, и втрескалась? Да у меня так только в начальной школе было, и то – игра гормонов. Там было неважно в кого, просто организм просил. А это что? Да нет. Быть не может. Он, не исключено, какой-нибудь хам. А потом у такого-то, наверняка, и девушка есть. Или девушки».
Я встала и пошла навстречу приближающемуся к полянке Мамонту. Не то, чтобы я так обрадовалась, – мне просто захотелось пройти мимо Флинта и, тем самым, невольно обратить на себя его внимание, а заодно и рассмотреть получше.
Я прошла мимо него на расстоянии вытянутой руки, и на меня повеяло теплом. Он оказался не высоким. Но все равно почти на голову выше меня.
Я обнялась с Мамонтом и спросила, между прочим, кто такой Флинт. Мамонт без ревности и без задержки ответил, что, мол, это один из нас, людэнов, и то, что я обратила на него внимание, нисколько его, Мамонта, не смущает, потому что мы, людэны, друг к другу тянемся, и это лишний раз подтверждает, что я одна из них. Надо отдать Мамонту должное, он всегда возносил меня на пьедестал, когда с кем-либо знакомил. Здесь это оказалось особенно к месту.
Мы сидели вчетвером: я, Мамонт, Флинт и Сашка. Говорили о музыке, о Егоре Летове, об Ухте и о Праге, конечно. Я была на взводе и представления не имела о том, как себя вести. Все получалось как-то коряво. Каждый жест вдруг стал мной строго контролируем, и поэтому страшно неловок. Голос повысился и болтал исключительно глупости. Где мой юмор? Ирония где? В голову лезла назойливая мысль: ОН на меня не реагирует… Еще бы среагировал на какую-то идиотку!
