– Сексуально? – покрутилась перед нами Лидочка и сама себе ответила: – Очень сексуально.
– Сексуально, – подтвердила мама и заговорщицки кивнула Вадику на Женю: – Красавица, правда?
Вадик растерянно улыбнулся. Вид у него был как у всех, кто ненадолго остается с мамой наедине, – смущенный и немного ошарашенный.
– Не поздно, не рано, не ведите машину быстро, не простудитесь на сквозняке, – подталкивая нас к калитке, бормотала мама, как будто мы, трое в черном, ангел Женя, сексуальная Лидочка и я в воротничке из белых вязаных кружев, уезжали не на Васильевский до сведения мостов, а в кругосветное путешествие.
– А в машине пять мест. А нас шестеро, – заметила Лидочка, когда мы подошли к машине.
Мы с Женей хором сказали: «Я не поеду»… Но в этой машине было семь мест.
Лидочка рассчитывала на роскошный ресторан, и пока мы поднимались по обычной лестнице обычного дома, недовольно морщилась и ворчала себе под нос: «Как будто нормальных мест мало, спросили бы меня, если не знают», – но, услышав, что это закрытый ресторан, повеселела.
На двери квартиры, единственной на площадке, было множество звонков, как раньше в коммуналках, и висел шнур, как хвост у Иа-Иа, за этот хвост и нужно было дергать, но у Сергея был ключ, которым он и открыл дверь. Хорошая идея – дать посетителям ключ, как будто они приходят к себе домой.
– Сюда только своих пускают? А мне дадут ключ? – верещала Лидочка. – Ой, а тут музыки нет, только два каких-то тухлых скрипача… а как же я буду танцевать?.. Лучше бы вы меня спросили, я знаю одно прикольное место, там поют караоке…
В единственном зале, похожем на просто комнату, стояли столы, покрытые белыми скатертями, по стенам были развешены черно-белые фотографии.
– Никакого гламура, – разочарованно вздохнула Лидочка и, заглянув в меню, засмеялась: – Фу, здесь дают сырники, яичницу… Может, пойдем отсюда?
– А вам, Женя, вам т-тоже не нравится? – волновался Вадик. – Где вы обычно б-бываете?
Женя мягко улыбнулась:
– Мне здесь очень нравится. Я никогда не была в закрытом ресторане. Снаружи обычная квартира, а внутри так красиво.
Алина довольно улыбнулась и громко прошептала Сергею:
– Милая девочка, простая, бесхитростная, ничего из себя не изображает, она мне ужасно нравится.
Алинины слова звучали немного пренебрежительно, как будто она звезда, которой приходится смотреть самодеятельность в деревенском клубе, и она старается быть снисходительной и приветливой. Но, в конце концов, она же не хотела, чтобы ее услышали. Тем более с самой Женей она обращалась совсем не так, как говорила о ней. Я часто замечала, что мы можем насмешливо отзываться о ком-то, но когда мы говорим с этим человеком, мы уже относимся к нему иначе, лучше. Всегда есть влияние человека, а от Жени исходят такое искреннее непонимание плохого и такая доброта, что даже Алина не может не относиться к ней с восхищением. Женя – достойный человек, естественный, как лен или хлопок, человек, который боится всего – проехать без билета, узнать у прохожего адрес, громко высказать свое мнение, но нисколько не боится того, чего обычно боятся все, – что он не там работает, не так одет, не так развлекается и вообще не в курсе.
Я не такой достойный человек, как Женя, я часто стесняюсь показаться наивной, неопытной, несветской, но тоже не стала притворяться, что я бывалый посетитель закрытых ресторанов, – это дурной тон. Я имею в виду не врать дурной тон, а краснеть, когда твое вранье раскроют. Я почти никогда не вру – из гордости.
