Через месяц он смотрел на мир абсолютными "единицами". До этого – кайфовал по вечерам от того, что мозг был чист и ясен, а глаза транслировали некую приукрашенную реальность. Любой источник света имел радужный ореол и размывался узорами калейдоскопа. Свет фар автомобилей, фонарей и светофоров заставил его отказаться от романтических покатушек по вечерам. Зато была книжка–раскраска. И прогулки с рыжим лисенком Светкой.
Он отчаянно рассылал резюме и надеялся на лучшее, но откликов не было.
– Может в Россию попробуй, – повела плечами размякшая после массажа девочка–луковица.
– Да… Но как? Чтобы искать работу в Москве, нужно быть в Москве… А это идея! Спасиб, – он чмокнул луковицу в нос и отправил сообщение товарищу, который давно укатил в Москву и работал "сам себе начальником" в такси.
Спустя несколько часов Джонни ответил, что пару недель надо подождать, пока он приедет. Тогда все и решат…
Голова отъезжала от безделья. Он привык что–то делать, а сейчас делать было особо нечего. Отвезти Светку, забрать Светку. Поесть приготовить. Кота подрессировать. Перестановку мебели сделать, которую он постепенно прикупал, так как Светик жила на пакетах и с раскладным диваном, который ей отдали знакомые. Теперь она пыталась поймать фен–шуй.
Сегодня он снова отвез ее на работу и приехал к родителям. Дома никого не было, Люр положил ключи на комод и сам себе сказал: "Ну здесь–то намного веселее, блин". Часы на комоде мерно отсчитывали секунды очередного дня. Он включил что–то про науку и задремал.
– Алло, – за телефоном пришлось вставать.
– Люр, это Лиза с конюшни, помнишь?
– Да, привет, красавица. С чего вдруг?
– Не могу, вы мне так нравились вдвоем. В общем, она приехала. Мы спрашивали почему без тебя, но она молчит. Не знаю, что у вас, но..
– Я понял, спасибо тебе большое, – Люр положил трубку, сел и чуть было не закурил в комнате.
До Светки он около двух лет встречался с Викой. До нее, пережив весьма болезненный развод, совсем ни с кем не встречался. Люр сразу же сказал Вике, что он "разведенка с прицепом", но она упорно приходила на свидания. Почти месяц Люр водил ее за руку, не пытаясь поцеловать, максимум обнимал. Вскоре она пригласила к себе и познакомила с мамой, котом и сестрой. – А это уже "Да", – обрадовался робкий юноша в Люре. Позже эти же "Да" он глушил всеми известными ему способами по ночам.
Они катались на машине, гуляли по паркам, ездили в гости к ее друзьям. Дважды летали в хорошие отели Египта. А потом поездки стали закольцовываться: "Приехать с работы, забрать ее с работы, заехать за продуктами, к ней".
– Хорошо, мне нравится – тихое счастье, – что–то его ковыряло все равно. Наверное, что из пяти колец в будни, от которых хотелось отдохнуть, на выходных добавились кольца на конюшню, где была ее ненаглядная лошадка. Он не понимал, что его тоже привязывают.
Для Люра на конюшне–агроусадьбе занятий не было – он их выдумывал. Помогал по хозяйству, разбирал и без конца тер машину, общался с посетителями, проводил вводный инструктаж или просто махал вилами.
– Воздух зато какой, яблони цветут, рыжий жеребец Василий снова норовит на мамку запрыгнуть, бодрящийся старый конюх щипает за задницы посетительниц, приглашая на сеновал. Романтика! – он смотрел в небо, лежа на свежескошенной траве, жуя клевер и растворяясь в запахах и звуках.
