– Дурманишь. Затягиваешь. Пьянишь крепче любого виски. – Его ладони уже под моими ягодицами, приподнимают, бесцеремонно притирая к вздыбленной ширинке.
Я обхватываю его талию ногами, впиваясь в рот, затыкая его, занимая более важными вещами, чем бормотание каких-то глупостей. Мне твой язык нужен не для этого, парень-гроза.
– В душ, – приказываю я. И он, спотыкаясь на плохо знакомых поворотах, заносит меня в ванную, сдирая по дороге ненужные, мешающие тряпки. Они, скорее всего, не переживут сегодняшнего нашего штормового столкновения, но наплевать на них. Я на ощупь открываю кран, и в мужскую спину бьет струя холодной воды. Дан мощно вздрагивает, но только шипит, лишь крепче сжимая меня и разворачиваясь так, чтобы не подставить случайно под неотрегулированную воду.
– Прости, нечаянно, – не могу сдержать шальную улыбку.
– Все равно не отпускает. – Его глаза под отяжелевшими веками почти черные. И только редкие молнии мелькают в этой затягивающей бездне. В той самой, в которой я готова пропасть без следа и сожалений. Сегодня, пусть только сегодня. Еще один “здесь и сейчас” раз. – Холодный душ мне не помеха. Не жди пощады, женщина.
– Боялась, – оскаливаюсь я коварно и обхватываю тяжелый пульсирующий член. Он ложится в мою руку так, словно они выточены друг под друга, а Данил от этого прикосновения запрокидывает голову, не обращая внимания на заливающую лицо воду, и хрипло, с посвистом выдыхает.
Обожаю наблюдать за выражением некоторой беспомощности на мужском лице в этот момент. То самое ощущение собственной полной и безграничной власти над тем, кто столь неосмотрительно вручил в твои руки свою самую большую драгоценность. Да, именно так. Никакое состояние, никакие банковские вклады, никакие принадлежащие самцу заводы, газеты и пароходы не подвинут в рейтинге его сущность, его центр вселенной, его собственное божество, манипулирующее мужским сознанием и контролирующее его поведение. Поэтому та, что держит мужика за яйца в буквальном смысле этого слова, становится в этот момент его Госпожой.
Я опускаюсь на колени перед ним, не позволяя нашим взглядам расцепиться.
Удивительное дело. Казалось бы, он смотрит сверху вниз, он довлеет массой своего тела надо мной, я у его ног. Но его взгляд умоляет, и в моих силах прямо сейчас вознести его на вершину удовольствия или лишь подразнить, продинамить, поманить обещанием рая и захлопнуть двери перед носом.
Самолет, говоришь, в пять утра?
Ты у меня сейчас прямо так полетишь.
– Нет, – вдруг хрипит он и словно подломленный резко опускается рядом. – Не хочу так.
Какого?.. Что значит “не хочу”?
– Только баш на баш, сирена. Ты мне, я тебе. Одновременно.
Он подрывает меня вверх, хватает, не глядя, гель для душа, поливая меня тягучей жидкостью прямо из бутылочки, быстро взбивает пену руками, так же быстро споласкивает под душем, заодно смывая пышные хлопья с себя, выскакивает из кабинки, встряхнув головой, как намокший под ливнем пес, заворачивает меня в банное полотенце и тащит в спальню, умудряясь хлопнуть рукой по выключателю. Ты смотри, и ведь запомнил дорогу с первой ночи.
На кровать он меня буквально вытряхивает, как наворованное добро из мешка.
Я оказываюсь на спине с раскинутыми руками, упираясь ступнями ему в плечи, и чувствую горячее дыхание на лодыжках, от которого весь загривок дыбом, точно я зверь, а не человек. Он медленно проводит руками по моим ногам, оставляя пылающую фантомную дорожку его прикосновений, и разводит колени. Я полностью раскрыта перед его жадным, потемневшим взглядом.
