«Браво! – воскликнул я и громко зааплодировал исполнителю, сохраняя при этом серьезность. Парнишка раскраснелся. Он почувствовал: когда благодарят и громко хлопают в ладоши, то это ему приятно. – Александр Максимович, а не могли бы вы слезть со стула и подойти ко мне?»
Он слез, подошел. Я обнял кроху, прижал к себе и на ушко, чтобы никто не слышал, прошептал: «Ты отличный парнишка!»
Он самодовольно кивнул: понял, мол, и отошел, занявшись игрушками.
Через час ты его уложила спать. Он долго ворочался и капризничал, но все-таки уснул. Уснул в ореоле славы.
И только тут позволил себе спросить:
«Он… что… в самом деле?..»
Ты поняла и расхохоталась.
«Нет, конечно».
«Но он же прочитал!» – воскликнул я.
«Мы с ним выучили наизусть».
«Но как он находит? Я посмотрел: он раскрыл томик именно на той странице, где это, именно это стихотворение Пушкина?»
«Там рисунок есть. По нему и находит».
«Мальчишка не без способностей», – убежденно сказал и увидел, что тебе это очень понравилось.
С того дня я стал его поклонником. И оставался… Точнее – остаюсь до сих пор. Хотя… Впрочем, не буду о грустном.
Потом, это видели и ты и я, он в больших и шумных твоих кампаниях всегда выделял меня, то есть окружал особым своим вниманием и заботой. Как это ни покажется странным, но он даже чувствовал, в каком настроении, распознавал, что у меня на самом деле в душе – грусть или радость. Понимая, что мне плохо, изливал на меня повышенную дозу детской теплоты. Кроха, но кроха с потрясающе чутким сердцем! Не в пример многим взрослым.
Короче говоря, мы стали друзьями. Друзьями до такой степени, что всегда расставались со слезами. Не хотел он, чтобы я уходил.
Вспомни, какой скандал Сашка закатил однажды на улице? Он кричал, бился руками и ногами, вырывался из материнских объятий. И все почему? Мы в очередной раз расставались.
«Хочу к дяде Грише! – верещал он на всю улицу. – Пойду к дяде Грише! Не пойду с тобой! Не хочу домой!»
Понимаю, что это был всего лишь детский каприз. Понимаю, а все равно приятно. К тому же у него в данный момент был выбор: он ведь расставался не только с дядей Гришей, а и с дядей Вовой, который стоял рядом. Почему рвался он не к дяде Вове, а к дяде Грише? Скажи, если знаешь, почему на детских устах было одно имя, мое?!
Кстати, напомню: ему в тот момент было уже три с половиной года. И прошло после первого близкого знакомства два года. И еще напомню одно немаловажное обстоятельство: он видит меня не каждый день, и не каждую неделю, и даже не каждый месяц, а помнит! Знает! Чувствует родственную душу, душу одинаково чувствительную и легко ранимую!
Для меня-то как раз нет ничего удивительного в том, что твой сын привязался ко мне. Меня дети любят. Любят до тех пор, пока в эти чувства не вмешаются взрослые, то есть родители. Увидев, что их ребенок относится к чужому человеку лучше, чем к ним, ревнивцы-родители начинают воздействовать на психику ребенка. Ну, ясно: чаще всего своей цели достигают. Силы борцов за влияние не равные…
И вновь в командировке. И вечером – в твоей семье. Ты так хочешь. А противиться?.. Ну, как можно!
Ты где-то на кухне возишься (у тебя, обрати внимание, уже не однокомнатная, а сразу трехкомнатная квартира и в новом доме). Я сижу в гостиной, листаю журнал. Александр Максимович летает от тебя ко мне и обратно. Почувствовав, что мне грустно тут сидеть одному, чтобы скрасить одиночество, он лезет в буфет, берет из вазы конфетку, подходит ко мне и протягивает. Как не взять? Беру: подарок ребенка же.
