Любовь цвета боли ( книга вторая) - страница 28

— Вить, я устала. Давай прекратим всё это и уедем сейчас. Зачем ты меня втянул? Я всё время боюсь, что он догадается. Что выдам себя. Почему нельзя всё бросить? У меня есть драгоценности. Продадим, откупишься и уедем.

— Мне не деньги нужны! Мне нужно то, что лежит у него в сейфе! Ты умничка. Мы начнем всё сначала. Люблю тебя.

Пауза, и я слышу ее взволнованное дыхание.

Я весь один оголенный нерв, пока длится эта восьмисекундная заминка на записи.

«И я люблю тебя».

Стоп. Перемотка. Воспроизвести.

«И я люблю тебя».

Стоп. Перемотка. Воспроизвести.

«И я люблю тебя».

Стакан с недопитым виски летит в стену и разлетается на мелкие осколки. Реву раненым зверем, запуская бутылку следом. В голове стучит ее голосом «люблю тебя», сказанное, с*ка, другому! В порыве неконтролируемой ярости крушу мебель. Осколки, щепки, дикий грохот, расцарапанные в кровь руки.

То, что сейчас происходит внутри, даже отдаленно не похоже на душевную боль. Меня как будто выпотрошили ржавым тупым ножом. Вспороли брюхо, выдернули внутренности, а я еще живой.

Выдохшись, опираюсь руками о стол, тяжело дыша. Легкие горят, в глазах туман, проваливаюсь и лечу в самое пекло в жалкой попытке принять новую реальность.

Среди хаоса из обломков ищу взглядом сигареты, закуриваю, включаю на повтор запись и сажусь у стены на пол, глубоко затягиваясь едким дымом.

И слушаю. Пытаюсь отыскать в интонации ее голоса... Сожаление? Раскаяние? Мольбу?

Когда он втянул ее? На ум приходит лишь та встреча в кофейне. Виктор знал, кто я? Либо на него вышли? О каком содержимом сейфа шла речь?

Я не решался всё это время ехать домой. К ней. Пока ничего не будет ясно.

Смеюсь как-то хрипло. С надрывом. С*ка, и этого жалкого сопляка она выбрала? Витя, конечно, тот еще мудак, но вот как можно спокойно воспринимать то, что твою женщину по несколько раз на дню натягивает другой мужик, пусть даже и из-за денег, в голове никак не укладывается. Неужели эти бумажки настолько не пахнут, что готов смириться даже с этим? Или у него встает от осознания, что Оля трахается с другим?

Мелькает шальная мысль: «Может, отпустить их с миром? Пусть катятся ко всем чертям».

Но вспоминаю о записях с камер видеонаблюдения.

Уверен, это видео будет вишенкой на нашем торте, слепленном из паутины лжи и двуличности расчетливой стервы и ее недоумка муженька.

Поднимаюсь на ноги, пошатываясь, бреду к столу, смахиваю, осколки с кожаного кресла и обессиленно валюсь в него.

Вот честно, думал, что готов. Что больнее уже некуда.

Глубокая ночь, парковка перед домом и сладкая парочка голубков, целующихся при свете уличных фонарей. Запись обрывается, но я воспроизвожу ее снова и снова, раздирая душу. Всматриваюсь в детали, считываю ее эмоции. С такого ракурса неудобно. Не вижу ее лицо, лишь профиль. Зато хорошо видно, каких участков ее тела касается Виктор.

Я сломаю ему руки. Для начала.

Захлопываю крышку ноутбука, хватаю ключи от машины и выскакиваю из квартиры. Мне кажется, я задыхаюсь. Каждый глоток воздуха жжет легкие, словно кислота.

Моя девочка. Моя сладкая девочка с чистыми голубыми глазами и милой улыбкой.

Когда я разучился разбираться в людях?

Сажусь за руль и выезжаю со двора. Всё равно куда. Лишь бы только заглушить эту мучительную, жгучую боль под ребрами.

Я люблю ее настолько сильно, насколько же сейчас и ненавижу. Даже сейчас. До дрожи, до сводящей с ума ярости, что клокочет внутри раскаленной лавой. В груди жжет, проедает плоть до самых костей, а перед глазами — омуты ее глаз. Лживая, пропитанная ядом улыбка.