«Анна Каренина – ист о’кей! Лев Толстой – дас ист вундоба! Водка! Калинка-малинка, ощень карашо!» Стандартный набор восклицаний.
И прекрасно мы понимали, что перед нами не какие-то бюргеры-толстосумы, а самые обыкновенные труженики: учителя, рыбаки, медсёстры, пожарные… А желание общаться свободно – было искренним, обоюдным, оттого вполне радостным и простым, но в тоже время, значительным.
9. Едва оранжевый солнечный диск
Едва оранжевый, солнечный, будто глянцевый апельсин, коснулся ребристой глади Балтийской волны, наш экипаж, под множественные возгласы и вспышки фотокамер, совершил свой первый круг почёта. И мы беспрепятственно выкатились за ворота таможенного контроля.
– Стоп! Тормози! – приказала Людмила.
– Людмила, в чём дело?
– В наших паспортах никто не сделал отметки. Мы въехали в чужую страну незаконно.
– Действительно, странно, почему они нас так легко пропустили?
Людмила, прихватив паспорта, поспешно вернулась в таможенную зону контроля. Я остался в веломобиле, озираясь по сторонам, наблюдал. Понятно, что порт и прилегающий к нему проспект – наполовину техническая зона. Вокруг, однако, было просторно, ни ожидаемых небоскрёбов, ни треска, ни гама и прочей городской шумихи, я не заметил. Невысокие здания выстроились ровно, точно на параде, каждому было отведено своё место и назначение. Мимо прошуршала миниатюрная уборочная машина, водитель которой, в опрятном фирменном комбинезоне как бы играючи подметал и без того чистый блестящий от влаги асфальт. Редкие прохожие не без интереса разглядывали веломобиль и меня. Кто-то улыбался, кто-то приветливо махнул мне рукой. Иные просто здоровались. И это было весьма непривычно уже потому, что мне кивали, со мной напрямую общались незнакомые люди…
– Прямо как в русской деревне, – отметила Людмила, когда вернулась в компании с бронзовым от загара мужчиной в форме таможенной службы.
Мужчина попросил включить световые приборы веломобиля. Я не без волнения выполнил его просьбу. Чиновник обошел вокруг, махнул рукой и – отчалил.
– А где … – смеясь, спросила Людмила, – этот, как его, бишь, кемпинг?
– Недалеко, – мужчина указал направление, – пятнадцать, может быть, двадцать пять километров. Езжайте прямо вдоль побережья – найдете.
– А – Эрланген? В какую сторону ехать, товарищ? – спросила Людмила.
Но бронзовый собрат, похоже, нас не расслышал.
Вы спросите: была ли у нас карта? Отвечаю: была. Однако кемпинга, даже в радиусе сорока километров, мы не обнаружили. По-русски двинулись – на авось, вдоль побережья, как было сказано, по специальной дорожке для велосипедистов.
Гордость переполняла меня! Буквально всё во мне трепетало, как вдруг…
– Что случилось? – с тревогой спросила Людмила.
– Да так, чепуха, – сказал я как можно спокойней, предчувствуя бурю эмоций, – но, кажется, шестерня полетела.
Мы трепыхались будто рыбёшки, выброшенные волною на камни, хватая губами воздух беззвучно…
Киль. Вечереет. В домах зажигаются окна, мерцают разноцветные рекламные огни. Людей на улицах, в особенности молодых, становилось всё больше, а нас, точно подвесили: что делать, куда идти? Я толкаю перед собой неисправный веломобиль. Людмила правит и плачет.
Ах, как весело, как славно было на комфортабельном плавучем острове, на котором, и под звездами, и в бурю, и в штиль есть современная навигация, неусыпная вахта, усатый, опытный капитан, и даже настоящая пальма! Еще утром мы были так беззаботны, дружелюбны и готовы к любому общению. А что теперь?
