Любовь далекая и близкая - страница 30

– Так, значит, предстоит встреча с Голубевым, говоришь? Знаю я этого голубя сизокрылого. В некотором долгу он у меня, так что как миленький сделает все, о чем мы его попросим. Дочь у него как-то собралась замуж. А приличного свадебного платья или подходящего материала, чтобы его сшить, ну нет нигде! Хоть в Америку за этим поезжай! Пришлось выручить, подобрали мы ему, вернее ей, очень даже подходящее платьице. С тех пор он со мной за версту здоровается. Этим мы и воспользуемся. Все, идем, садимся в машинку и едем к нему.

Смольников оказался прав. Увидев вошедших в кабинет Смольникова с незнакомым мужчиной, Голубев, средних лет, лысоватый, в поношенном костюме мужичок, долго жал, здороваясь, руку Леонида, потом также, знакомясь, старательно поздоровался с Василенко. Голубев оказался очень деятельным и энергичным человеком. Тут же вызвал нужных специалистов, поручив им к вечеру подготовить все документы, необходимые для организации и проведения семинара. Поинтересовался у Александра, есть ли у него какие-то особые требования или условия. И когда тот ответил, что не выдвигает никаких особых условий, заявил, что, если в ходе обучения такие условия вдруг появятся, он примет их без всяких обсуждений. И уже прощаясь, вдруг предложил «принять по рюмашке коньяка» за крепнущий союз нефтяников с калийщиками. Друзья, переглянувшись, дружно отказались, заявив, что эта дружба и так крепче некуда и что коньяк лучше поберечь до окончания курсов.

– Вы правы, коньяк пить еще рано, – согласился Голубев, прощаясь совсем по-дружески.

– Нормальный мужик этот Голубев. Деловой, конкретный, все раскрутил в два счета. И за что ты его невзлюбил? – обращаясь к другу, заговорил Александр, когда, выйдя из кабинета Голубева, они шли, направляясь к выходу из роскошного здания объединения «Уралкалий».

– Да хорошо я к нему отношусь! – вдруг взорвался Смольников. – Просто жаль его, затюканный он какой-то. Одет как бомж…

– Вот и помоги ему одеться прилично. Он весь в работе, жена не следит…

– Нет у него жены. Похоронил он ее два года назад. Рак желудка. Говорят, любил ее очень. А она, наоборот, не очень.

– Тем более, помоги мужику прийти в себя!

– Обещаю. Все, закрыли эту тему. – Леонид остановил свои новые «Жигули» у входа в гостиницу. – А сейчас послушай меня. Поднимайся к себе, забирай свои вещички, выписывайся из этой берлоги – и катим ко мне. Оксане я уже звонил. Она страшно обрадовалась, узнав, что ты здесь, в Березниках. Твоя комната на втором этаже, есть туалет, ванная комната, будешь жить как нормальный человек. На рыбалку сходим, в лес за грибами, за ягодами. Бутылка виски давно дожидается… Ну, чего сидишь? Вперед!

– Спасибо, Леня! Не успел я приехать – ты уже рядом. Но сейчас не могу я к тебе. Видел же, сколько бумаг я взял у Голубева? Все это надо просмотреть к завтрашнему дню: геологию калийных месторождений, точки заложения скважин, их проектную глубину. Да много чего! А у тебя я обязательно побываю, поверь, очень хочется. Но не сейчас. Не рассердишься, что я вот так…

– Ну, рассержусь я, а что толку? Все равно ты сделаешь по-своему, знаю я тебя. Ну что? Пока!

– Пока! И большой привет Оксане.

Со схемами, таблицами и всевозможными графиками Александр просидел до полуночи, делая необходимые выписки и расчеты. Зато утром, появившись у Голубева, уже владея ситуацией, со знанием дела быстро подписал все подготовленные для него документы. И тут же вместе с главным геологом выехал на одну из буровых, естественно, волнуясь перед предстоящей встречей с буровиками-калийщиками. Но они приняли «нефтяного» коллегу радушно, предложив немедленно начать изучение объемного забойного двигателя. Занятия затянулись, так как буровики хотели знать «все и сразу», задавая массу вопросов. На следующий день, уплотнив его донельзя, Александр побывал еще на двух буровых, а к концу недели объехал остальные три. После чего приступил к практическим занятиям. В гостиницу он возвращался поздно вечером. Принимал душ, наскоро пил чай с печенюшками, звонил, отчитываясь за предыдущий день, Астафьеву и, наконец добравшись до постели, засыпал мертвым сном. Иногда он звонил Вере Ивановне, надеясь вдруг получить от нее хоть какую-то весточку о Гале. Но она всякий раз со вздохом огорчала, сообщая, что о Гале для него ничего нового нет… Матери он послал две телеграммы абсолютно одинакового содержания: жив, здоров, скоро буду дома, целую, – считая, что этого достаточно, чтобы она не волновалась.