– Я насторожилась, услыхав от вас слова «нефтяная буровая». Сейчас убедилась, что вы нефтяник. Я так рада встрече с профессиональным нефтяником!
– Еще одна загадка. Не понимаю, чему вы радуетесь? Ну, встретился нефтяник… И что? Это повод для ликования?
– Не дерзите, вам это не идет. Дело в том, что мой отец преподавал в нефтяном институте имени Губкина. А до этого работал в Татарии, строил эти самые нефтяные скважины.
– Не строил, а бурил.
– Хорошо, бурил скважины.
– Кстати, я занимаюсь этим же – бурю скважины.
– Да? Значит, вы коллеги. Так вот, он так любил все, что связано с нефтью, и так зажигал своей любовью студентов, что слушать его лекции приходили студенты с других факультетов. И обещал обязательно свозить меня к нефтяникам. Но не успел. Однажды приехал домой из института, прилег на диван отдохнуть, задремал и больше не проснулся.
– Это ужасно. Вам, значит, так и не удалось побывать на буровых?
– Нет. Но я по-прежнему об этом мечтаю.
– Тогда вот что. Хотя, думаю, пришло время нам назвать себя. Меня зовут Александром Анатольевичем, можно называть просто Александром. А вас, извините, как?
– Я Марина Сергеевна, можете называть по имени.
– Отлично, Марина, кстати, это имя украшает вас лучше всяких бриллиантов.
– Спасибо, Александр.
– И еще. В переводе с латинского Марина означает «морская». Красиво звучит.
– У вас тоже по-настоящему мужское имя. Терпеть не могу мужчин с немужскими именами, всяких там Евгениев, Юлиев, Валентинов.
– Итак, с именами разобрались и определились. Так вот, программа на завтра остается в силе. Только на буровую, где бурится самая настоящая скважина, поедем уже втроем: вы, мой друг Смольников и я. Не забудьте взять с собой фотоаппарат, форма одежды такая: чем проще, тем лучше. И никаких каблуков и шпилек!
– Слушаюсь! – Марина улыбнулась и поднесла ладонь к виску. – Александр, а вы не передумаете?
– Никак нет! Не передумаем, товарищ режиссер, – он по-военному повернулся кругом и вышел. Но тут же вернулся и, хитро подмигнув девушке, простился: – Спокойной ночи!
К своему номеру Александр подходил со смешанными чувствами. Мысленно он ругал себя за такое мальчишеское поведение, за то, как он вел себя с красавицей-режиссером. Какие-то кирпичи… «Извините, а как вас зовут? Или: а я тоже бурю эти скважины. Тьфу! Клоун! Трепач, болтун!» – костерил он себя. И тут же оправдывал: «Ну помог я с этой сумкой. Да, познакомились, разговорились. Правда, он затянулся, этот разговор. Ну и что? Мне теперь прикажете удирать от молодых красивых женщин? Или делать вид, что они мне не нравятся? Это за что же такая кара?»
С такими непонятными настроениями он позвонил Смольникову и рассказал ему о встрече с красавицей Мариной, не утаив ничего. Тот выслушал молча и, уже прощаясь, тяжело вздохнул:
– Ну ты даешь, старик! Не ожидал от тебя такой прыти. Договоримся так: если твоя Марина окажется хоть немного хуже той, которую ты сейчас нарисовал, я тут же уезжаю. И никаких съемок и буровых!
Увидев Марину, Леонид картинно зажмурился и застонал.
– Саня, я слепну! Такая красота! Очки мне темные, очки!
Марина действительно была потрясающе хороша. В спортивном черном костюме и светлых кедах, стройная, с высокой грудью и собранными в большой узел, цыганского цвета волосами, она, казалось, вобрала в себя все лучшие качества молодых красивых женщин: безупречно правильные черты лица, изумительную фигуру и царственную походку. Не проявляя при этом ни тени зазнайства или превосходства. Как бы говоря в ответ на восхищенные взгляды и реплики: «О чем вы? Какая красота? Я такая, как все. Не лучше, не хуже».
