Любовь глупца - страница 9

Как раз в те дни мы видели фильм «Морская царевна», в котором главную роль русалки играла знаменитая пловчиха Керман.

– Наоми-тян, ну-ка, попробуй, поплыви, как Керман! – говорил я. На мгновенье она как будто застывала, приготовляясь к прыжку в воду, подняв руки и сдвинув ноги – между ними не было ни малейшего просвета, от бедер до щиколоток линии рисовали изящный, правильный треугольник.

– Правда, у меня очень прямые ноги, Дзёдзи-сан? – радостно спрашивала Наоми. Она прохаживалась по берегу, останавливалась или вытягивалась на песке, сама любуясь своими ногами.

Еще одна особенность ее тела – прекрасная линия плеч и шеи. Плечи… Я очень часто прикасался к ее плечам, когда она надевала купальный костюм. «Дзёдзи-сан, застегните, пожалуйста!» – говорила она, подходя ко мне, и я застегивал ей пуговицы на плечах. Женщины с такими покатыми плечами и довольно длинной шеей, как у Наоми, обычно бывают очень худыми, но у Наоми, напротив, плечи были плотные и хорошо развитая грудь. Я пытался застегнуть пуговицы, а она глубоко втягивала в легкие воздух, двигала руками, так что по спине проходили волны, и купальный костюм, и без того такой тесный, что, казалось, ткань вот-вот треснет, с трудом удавалось натянуть на ее полные плечи. Одним словом, это были плечи, излучавшие энергию молодости и красоту. Я сравнивал ее со многими девушками, находившимися на пляже, но ни у кого из них не было таких красивых плеч, как у Наоми.

– Наоми-тян, стой спокойно. Если ты будешь так вертеться, я не смогу застегнуть! – говорил я, с трудом стягивая на ее плечах купальный костюм.

Не удивительно, что девушка такого телосложения любила спорт. За три дня в Камакуре она научилась плавать и потом каждый день прилежно упражнялась на побережье Омори. За это лето она полностью научилась плавать, занималась греблей, каталась на яхте. Нагулявшись, она к вечеру изнемогала от усталости. «Ох, устала, – говорила она, возвращаясь с мокрым купальным костюмом в руках, и чуть не падала в кресло. – И до чего проголодалась…»

Мы ленились готовить ужин, шли в европейский ресторан и, состязаясь друг с другом, поедали все, что нам подавали. Она просила свой любимый бифштекс и съедала три порции.

Если бы я вздумал описывать все удовольствия того лета, то запискам не было бы конца. Скажу только, что с этого времени у меня вошло в привычку мыть Наоми.

Я тер ей спину, руки, ноги… Утомившись, Наоми ленилась идти в баню и каждый день мылась на кухне горячей водой, смывая резиновой губкой морскую соль.

– Нехорошо ложиться спать грязной, Наоми-тян! Тело станет липким от соли. Надо помыться, влезай-ка в чан! – говорил я, и она послушно позволяла мне мыть ее.

Мало-помалу мыться в европейской ванне вошло у Наоми в привычку, и так продолжалось и осенью, и зимой. Мы установили в ателье европейскую ванну, положили резиновый коврик и отгородили этот уголок ширмами.

Многие чересчур сообразительные читатели уже из предыдущего рассказа сделают вывод, что нас с Наоми связывала не только дружба. Но они ошибаются. Конечно, по мере того как шло время, у нас обоих возникло своеобразное молчаливое согласие на этот счет, но что касается меня, то, как я уже писал, я был скромным «праведником», не имевшим никакого опыта в общении с женщинами. Больше того, я чувствовал себя ответственным за чистоту Наоми и ни разу не поддался минутной страсти, не переступил границ дружбы. Разумеется, я знал, что ни одна женщина, кроме Наоми, не может стать моей женой, а если бы даже и случилось такое, я никогда не оставил Наоми, хотя бы из жалости. Эта мысль все сильнее завладевала моим сознанием. Поэтому я не хотел прикасаться к ней.