Весну следующего года мы встретили с радостью. Как ни хороша зима, да холодна уж очень. Мне к этому времени стукнуло семь лет, пора было готовиться к школе. В связи с этим предстояли расходы, и немалые. Кроме учебников, необходимы еще и одежда и обувь, не говоря уже о мелочах. Мать стала на всём экономить.
Я тоже подключился к этому процессу, и в летние жаркие дни, по примеру сверстников начал торговать на базаре водой. С большим пятилитровым чайником и алюминиевой солдатской кружкой, с раннего утра и далеко за полдень детским пискливым голосом я зазывал жаждущих, предлагая свой немудреный товар:
– Кому воды холодной, кто с утра голодный! Эх, навались, у кого деньги завелись!
. Меня останавливали, щупали бока чайника, определяя температуру воды, интересовались ценой.
– Не сомневайся, дяденька, только что из– под крана, – беззастенчиво врал я, наполняя кружку.
– Пейте на здоровье, на рупь – досыта!
В особенно жаркие дни в воду бросали лёд. Мороки с ним было, конечно, много. Мало того, что за ним надо было бегать аж до самого молокозавода, а это в один только конец километра полтора, нужно было ещё и сторожу платить. Пока отмоешь от опилок и прибежишь на рынок, от порядочного куска льда с гулькин нос остаётся. Цена на охлаждённую воду, естественно, поднималась и обходилась покупателю рублём за кружку. За день непрерывной беготни выручка составляла в среднем рублей десять – пятнадцать. Сумма не ахти какая, если принять во внимание, что солдатский котелок картошки стоил восемьдесят, а булка чёрного хлеба – сто двадцать рублей. Но, как говорится, курочка по зёрнышку клюёт, и то сыта бывает. Во всяком случае, на стакан пшена денег хватало. А это – ужин на всю семью!
Когда работы не было, детвора сколачивалась в стаи и двигалась в сторону Мечётки, район частных построек. Здесь в оврагах и откосах всегда находилась пара патронов и пригоршня артиллерийского, в дырочках, длинного пороха, а то и оружие, если повезёт.
Однажды на горе себе тройка моих друзей обнаружила целый склад, снарядов и сот пять ружейных патронов. По глупости разожгли на дне оврага костёр и кинули в него снаряд. Хотелось узнать, как оно будет. Жахнуло так, что в близ расположенных домах стёкла повыбивало. Один пацан погиб на месте, другому оторвало руку, а Генке ногу до бедра. Родители захлебнулись слезами. Ну, ладно, война, а тут в мирное время уносит и калечит её эхо детские безвинные души.
К зиме Генка уже бегал с костылём на «снегурке» по оледеневшим дорогам, оклемался. Так что жить было можно, но с оглядкой.
Однако жизнь располагает, а случай предполагает.
В начале августа во время очередной облавы на спекулянтов забрали нашу мать в КПЗ, а товар, как водится, конфисковали, Ей бы, как всегда, дать нужным людям «на лапу», Но то ли денег не хватило, то ли начальник попался слишком принципиальный, то ли кому-то из чиновников рыбки захотелось. Словом, обвинили её в злостной спекуляции и упрятали за решётку на полгода. Вот когда по-настоящему мы почувствовали отсутствие матери.
Несмотря на наши титанические усилия, пищи для пропитания категорически не хватало. После долгих семейных споров мы пришли к выводу, что продать Зойку всё-таки придётся. Однако и при жесточайшей экономии вырученных денег хватило ненадолго. Наступали холода, и «вода со льдом» успехом уже не пользовалась.
Есть с каждым днём хотелось всё сильнее. И первого сентября отправился я не в школу, как предполагалось, а к хлебному магазину за милостыней. Изо всех сил, борясь с робостью, напрочь сгорая от стыда, я в первый раз протянул руку навстречу тучной женщине, выходящей из хлебного магазина, и еле слышно прошептал:
