Как и всякий дурак, он на бегу оглядывался, дабы убедиться, что святой отец не настигает его. Поэтому он не увидел лежащего на земле человека и пробежал бы мимо, если бы не споткнулся о тело и не грохнулся оземь. звеня пришитыми к капюшону колокольцами.
Со стоном сел, услышав ругательства того, в чей бок уткнулись его ноги. Мужчины изумленно уставились друг на друга. Одного переполняла злость, второго – испуг.
– С добрым пробуждением вас, благородный господин, – первым подал голос шут, полагая, что вежливость в данной ситуации – лучший союзник. Ярость благородного господина тем временем угасла, и он уже с интересом разглядывал сидящую перед ним довольно-таки странную личность.
Маленького роста, с горбом на спине, миниатюрными руками и ногами, в камзоле, рейтузах, наполовину черных, наполовину алых, с уродливой физиономией, обтянутой капюшоном, с которого на плечи ниспадала пестрая пелерина, также унизанная серебряными колокольчиками, сверкающими в лучах солнца и дребезжащими при малейшем движении… Из-под выступающих надбровий смотрели блестящие глаза, посаженные широко, словно у совы, а широкий рот постоянно кривился в усмешке.
– Будьте прокляты и ты сам, и те, кто тебя послал, – услышал шут в ответ, но в голосе говорившего уже не слышалось злобы. Он рассмеялся, увидев, как лицо уродца исказилось в непритворном страхе.
– Смиренно приношу свои извинения, ваше сиятельство, – залебезил шут, опасаясь получить еще пару оплеух. – За мной гнались…
– Гнались? – сразу обеспокоился его собеседник. – И кто же?
– Сам дьявол в образе и подобии доминиканского монаха.
– Да ты смеешься надо мной? – вскипел незнакомец.
– Смеюсь? Если б вы получили сандалией меж лопаток, как я, то у вас сразу бы отпала всякая охота смеяться.
– Тогда ответь на простой вопрос, если для этого у тебя достанет ума. Монах где-то поблизости?
– Да, шныряет меж кустов. Он слишком толст, чтобы бегать, а иначе примчался бы за мной следом, как исчадие ада.
– Так приведи его сюда, – последовал короткий приказ.
– О Боже! – в ужасе вскричал шут. – Я не посмею приблизиться к нему, пока он не остынет от ярости! Если, конечно, вы не избавите меня от горба и не подкупите наследством святого Петра.
Незнакомец отвернулся от него и позвал громко:
– Фанфулла! Эй, Фанфулла!
– Я здесь, мой господин, – донеслось справа, из-за кустов, и тотчас же спавший там юноша поднялся на ноги, удивленно уставившись на шута, ответившего ему таким же взглядом. Конечно, наряд Фанфуллы в немалой степени пострадал как в бою, так и от проведенной в лесу ночи, но шут отметил и отменный бархат камзола, и украшенную драгоценной цепочкой шапочку. Не ускользнуло от его внимания и почтение, с которым этот богато одетый дворянин обращается к разбуженному им мужчине. Тот все еще сидел на земле, бережно поддерживая левую руку. Волосы его были забраны в золотую сеточку. Простой люд таких не носил. Маленькие глазки всмотрелись в лицо сидящего, широко раскрылись: шут-таки его узнал.
– Господин мой, граф Акуильский! – пробормотал он.
Но не успел он вымолвить последнее слово, как сильная рука ухватила его за плечо, а над головой сверкнул кинжал Фанфуллы.
– Клянись на кресте, что никому не скажешь о пребывании здесь его светлости, а не то этот кинжал пронзит твое сердце.
– Клянусь! Клянусь! – торопливо выкрикнул бедолага.
– А теперь приведи монаха, добрый шут, – вновь попросил граф и улыбнулся. – Нас тебе бояться нечего.
