Любовь и прочие "радости" - страница 21



– Катюш…

Губы дочки дрожали. Злость покинула тело девушки, а её место заняли обида и стыд.

– Как ты мог? Я… теперь не знаю, как в глаза им буду смотреть, и вообще… – Катя понурила плечи и опустила голову.

– Я же как лучше хотел…

– А получилось – как всегда! – снова заорала Катюха. Ну, ладно… Тут он её понимал, а потому не спешил ставить дочь на место. В конце концов, она в отца темпераментом пошла. Ему ли жаловаться?

– Слушай, дочь, – осторожно окликнул дочку Тихон, – а ты вообще как узнала-то? Этот наябедничал?

– У этого есть имя! Его зовут Николай!

– Николай? А Ник – это кличка, как у собаки?

– Ну, знаешь ли! – Катя с психом оглянулась, схватила с вешалки плащ, и хотела было уже свалить, но в последний момент её задержал Гдальский.

– Ладно… Ладно, извини. Я больше не буду.

Звучало довольно по-детски. Бредово, признаться, звучало… Но еще бредовее было бы разругаться с дочерью из-за какого-то малолетнего ушлепка. А потому ему, наверное, стоило свыкнуться с мыслью, что отныне в жизни его маленькой девочки появился другой мужчина. Первый и, скорее всего, не последний. Но это жизнь. Любому отцу рано или поздно приходится отпускать свою дочь в открытое море. Как бы это ни было тяжело.

– Он хоть как? Нормальный? Семья у него благополучная, или…

– Я его семью, в отличие от тебя, еще не видела! – съязвила Катя.

– Кать…

– Нет, ты как хочешь, но извиниться надо!

– Мне? Перед ним?!

– Перед ней!

– Перед Ольгой?

– Папа, Ник говорит, что она в полном ауте!

Гдальский хмыкнул. Да уж… в каком она была состоянии, он знал и без всяких Ников. Воочию видел. И принимал самое непосредственное участие в устранении последствий, так сказать. А ведь хорошо, что все обошлось. Так-то барышня какой-то уж слишком впечатлительной оказалась. Могла и дуба врезать. Вот бы хохма была.

– Ладно-ладно. Я ей позвоню…

– Очень мужественный поступок, – поддела дочь.

Гдальский напрягся. Вздернул широкую бровь:

– А что ты прикажешь делать?

– С претензиями ты лично явился… – пробубнила Катя, наконец, разуваясь и проходя мимо отца в комнату. Гдальский почесал в затылке. И ведь это Катюха еще не знала, с чего у них вообще с Ольгой все началось… М-да. Права его дочь. Права… По-хорошему, он Ольге не только нормальные извинения задолжал, но и ужин. Понятно, что вряд ли она теперь захочет какого-то продолжения, но вот понять – поймет. Сама ведь мать. Хоть у нее и мальчишки. А еще Тихону стало жутко интересно узнать, с чего вообще она так отреагировала. Вот он – понятно. У него девочка. С пацанов всегда меньше спроса, хотя, судя по реакции Ольги, этого и не скажешь.

– Ты хоть мать предупредила, куда рванула?

– Сказала, что к тебе. И что не беременная – тоже сказала.

– Кать… Да ты не злись на неё. Она ведь твоя мама. Хотела как лучше.

– Именно поэтому ничего у меня не спросила, а сразу к тебе пришла. Позорище какое!

– Ну, а ты сама ей почему ничего не сказала? Про здоровье свое и так…

– Ей до меня нет дела.

– Ты ведь знаешь, что это не так.

– Не знаю, папа! И вообще, давай не будем об этом.

– Я все же считаю, что к врачу с тобой должен пойти кто-то из взрослых.

– Ты серьезно? Мне скоро восемнадцать!

– А мы беспокоимся о тебе! И хотим быть в курсе того, что происходит.

Девушка фыркнула. Закатила глаза.

– Пап, давай я с этим как-нибудь сама разберусь. Единственное, чем ты можешь мне помочь – так это деньгами, если они потребуются на лечение. В остальном у меня все хорошо. Ничего серьезного, правда.