– Ах, ты, чёртушка! Ах, ты, чёртушка! – забасил он. – Наконец-то сподобился проведать старого друга-однополчанина. Дай-ка сынок, я посмотрю на тебя и обниму ещё разок…
– Не-не, Славка! – перебил я его, и отступил на шаг. – Посмотреть – это сколько угодно, а вот насчёт обнимууу, давай, как-нибудь в другой раз.
Он всегда звал меня сынок, с первого дня знакомства. Я не обижался, хотя мы оба были майорами, оба командовали разведгруппами, и частенько в боевых операциях выручали друг друга. А однажды он, меня раненого нёс на себе километров десять по горам, когда мы уходили от крупной банды в Чечне, и никому не позволил ко мне прикоснуться.
Истинно – «Друг, а не портянка!».
Я увидел на его лице искреннюю радость встречи со мной. А, я то как был рад!
Вероятно, он догадался о моих чувствах и, ещё шире заулыбавшись, вновь раскрыл приглашающе свои объятия, но увидев, что я собираюсь спрятаться от его медвежьих объятий за машиной, он усмехнулся и перевёл взгляд на Фёдора Михайловича.
– Это Фёдор Михайлович, – представил я водителя, – он согласился доставить меня из Москвы.
– Добре, добре! – произнёс Славка, и протянул руку для приветствия. – Меня вы можете звать Слава, без всяких там. Просто Слава.
Мы не виделись с другом…, сколько же лет мы не виделись? Да, пожалуй, почти что двенадцать.
Когда меня выписали из госпиталя после ранения, он был на задании, и мы не смогли проститься. Затем, уже в Москве, меня комиссовали, и я улетел домой, в Казахстан. А он остался в Чечне.
Примерно пару раз в год мы писали друг другу письма, в основном на день рождения и на 23 февраля, а к Новому году посылали поздравительные открытки. В общем, не теряли друг друга из виду.
А вот встретиться после Чечни смогли только сегодня. Сколько всего с нами случилось за эти годы, сколько случилось…
Всё-таки, я не смог увернуться от Славкиных повторных, крепких объятий. Пришлось мне ещё раз побывать в его тисках.
Наконец он выпустил меня из объятий, и я смог перевести дух. Отдышавшись, я спросил: «Слав, а где мы можем поставить машину? Фёдор Михайлович должен утром уехать».
– Не вопрос! – обведя широким взмахом руки двор, он дополнил свой жест словами: – Да, где угодно. Двор просторный, как футбольное поле.
Когда «москвичонок» был аккуратно припаркован у какого-то деревянного сарайчика, Славка, подхватив нас под руки, потащил к двери веранды, приговаривая: «Ну, давайте хлопцы быстренько в дом, я уже заждался вас. Да, и водка нагревается».
Поднявшись на веранду, Славка пробасил: «Михалыч, ты как, не откажешься вкусить нектара богов? Лёвка никогда меня не подводил в этом святом деле».
– Что ж, с хорошими людьми…, почему бы и не выпить пару рюмок, – принял приглашение Михалыч. – Только…, знаете…, мне утром уезжать надо.
Я всегда завидовал умению моего друга быстро сходиться с незнакомыми людьми.
Через несколько минут он уже был лучшим другом Фёдора Михайловича, похлопывал его по плечу, и называл по отчеству.
После третьей рюмки Михалыч, извинившись, ушёл отдыхать, а мы продолжили наше застолье.
Перебивая друг друга, рассказывали о событиях, произошедших в нашей жизни, достижениях и огорчениях, и только сейчас я узнал, что мой друг уже полковник, только…, тут я, не веря своим ушам, ошарашено округлил глаза – полковник полиции, и ещё он – начальник одного из райотделов.
– Заливаешь, Слава?
– Во, блин, Фома неверующий. Щас!
