– Аня, ты не ищешь оправдания ненависти народов друг к другу? – спросила Жанна.
– Нацизм и терроризм нельзя оправдывать. У таких преступлений нет срока давности, – категорично заявила та.
– А прощать? Немцы повинились перед нашим народом за Гитлера, даже отступные платят евреям, а мы за злодеяния Сталина перед своим – нет, – осторожно сказала Жанна.
– Так ведь перед своим… Но осудили, – сказала Инна.
Аня горячо возразила:
– Сталин – гений, но злой гений. Не могу я простить ему ни коллективизации, ни того как он после войны жестоко подавлял предполагаемый бунт побывавшей за границей армии-победительницы, отправляя героев на смерть, в Сибирь эшелонами… Ни медали, ни ордена их не спасали… Еще отсутствие праздника Победы великому народу…
– И в семьях извиняться не умеем, и на государственном уровне не хотим признавать своих ошибок, – тихо, словно только для себя пробормотала Жанна.
– Насчет того, что в семьях, ты права. Но для стран – это вопрос политики, а не здравого смысла. И он многократно всесторонне изучен, – заметила Аня. – Простите. Я начала разговор за здравие, а окончила, как всегда… Вернемся к творчеству Риты. Она пишет о несправедливостях в человеческих судьбах, зависящих не столько от объективных обстоятельств, сколько от людей, живущих рядом. Еще о злодействах в быту, если они принимают массовый характер. Она затрагивает вопросы, которые, к сожалению, никогда не устаревают. Читая, казалось бы, о простых, неприукрашенных событиях, я открывала в ее книгах и второй, и третий план, и мощный подтекст. Умеет об обыкновенных вещах рассказывать так, что за сердце берет, – с задушевной ноткой в голосе поделилась Аня.
– Писать о человеке всегда актуально – вот в чем фишка. А Лена в своих книгах разбавляет грустные моменты иронической интонацией, – заметила Инна и оглянулась на неподвижно лежащую подругу. – А о тупой, слепой силе судьбы не хочет писать.
– В наше сложное во всех отношениях время люди жаждут романтики, утешения, любви и праздника, чтобы отдохнуть душой. А писатели им… Но с другой стороны без трудных испытаний человек не может прийти к перерождению, поэтому в жизни больше бед, чем радости, – пасторским тоном сказала Жанна.
– Успокоила! Дорогие мои, я вас умоляю: переключите внимание на что-то другое. Зачем вы втравливаете друг друга в грустную полемику? Я спать хочу, – вяло пробурчала Лена, накрываясь подушкой.
«У девчонок одно не вытекает из другого, в каждой фразе множественность. И куда растекутся ее ручейки, если между ними столько пересечений? Я то прочно застреваю в непонимании, то утопаю в их многословии», – недовольно подумала она.
Но Инна не слышит ни Лену, ни Жанну, Ане отвечает:
– Ладно, твоя взяла! Я поняла Ритино предназначение. Она пытается сдерживать глупых людей и предостерегать нормальных от необдуманных поступков. Ее философия из разряда действенной доброты. И дарит она всем нам всю широкую палитру своего таланта. Так? Только дураки книг не читают. Понимаю, тоска по идеалу…
«Инка задает вроде бы невинные вопросы, а на самом деле ехидные. Чума сибирская! Тон, тон-то какой! А еще прикидывается ясочкой. Чего добивается? Слишком высокого о себе мнения? Верит в свою будто бы избранность и не допускает мысли, что кто-то, кроме нее, может выразиться лучше? Как о ней сказал Борька? «Она так существует. Афористично мыслит? Нет. Выдает глубоко продуманные импровизации, а реализует их как сиюминутные». В больших дозах Инна невыносима. И откуда она взялась на мою голову? И ведь не выгонишь, хотя в прошлый раз ей было решительно отказано от этого дома. Бесит она меня. Я мнительна?
