– Сан, нашли пояс ее платья. И следы волочения. Еву прибило к отмели, но кто-то ее отсюда забрал.
– Понял, босс. Я не стал тебе говорить, но все эти прогулки по роще – фигня собачья. Не могла она здесь оказаться. Никак. Возвращайся, Илья, поедем в частное детективное агентство «Тайное око».
– Это точно детективное агентство, а не религиозная секта?
– Точно. И тебе надо наведаться в Уланово. И в офис фонда Евы. Еще в детский сад. Короче, дел полно. Жду тебя на берегу.
8. Глава 8.
Ева.
Машина на скорости влетает в ограждение и резко подпрыгивает, сминая кажущийся надежным металл. Я что есть силы цепляюсь пальцами в руль и пытаюсь сгруппироваться. Держусь за тонкую ниточку надежды, отгоняя от себя липкий ужас и отчаяние. Я выберусь отсюда. Обязана выбраться ради сынишки! Вспоминаю все памятные моменты нашей жизни – утренники, семейные дни рождения в то время, когда был жив папа, первые шаги и первый смех… Сознание против воли подбрасывает другие картинки – Илья целует меня… Сначала робко и нехотя, словно подчеркивая одолжение, с каким он согласился сделать меня своей, а потом жадно и страстно… Наверное, так целуют любящие мужчины? Я ведь до сих пор не знаю, как это – быть с тем, кто любит тебя. Слушать его тихие признания, кипятящие кровь комплименты, испытывать блаженство от каждого касания и поцелуя. Меня никто не любит. Вот так, Ева Андреевна, кончается твоя никчемная жизнь. И мне до черта страшно умирать! Не хочу, не хочу, не хочу! Я хочу жить… Встречать рассвет, вдыхать ароматы цветов и мокрой листвы, радоваться мелочам и любить сынишку. Я нужна Сашеньке! И никакой гребаный преступник не сможет отнять у меня желание жить – я буду хвататься за него до последнего вздоха.
Машина несколько раз переворачивается в воздухе, пока мы летим в воду. Скрипит, как старая ржавая посудина, наполняя пространство страшными звуками. Под капотом что-то лопается, а потом шипит и потрескивает. В нос ударяют запахи жженого пластика и гари. Если я не выберусь отсюда, сгорю заживо, замурованная в жалкой консервной банке. Хлипкая посудина как будто сопротивляется – вертится и качается как осенний листок, а потом сдается, грузно опускаясь на поверхность реки. Издает громкий треск, шипит и протяжно стонет, позволяя темным водам себя сожрать. Прищуриваюсь в темноте, раздумывая, как поступить. Тянусь одеревеневшими, дрожащими пальцами к двери, с силой нажимая на рычаг. Не поддается. На что я рассчитываю – побороть плотный слой нависшей надо мной воды? Под капотом вновь начинается странное шипение. Салон стремительно заполняется густым дымом, вытравливая скудные остатки воздуха. А потом я чувствую, как меня касается вода. Ее ледяной язык жадно лижет тело, стараясь как можно скорее меня поглотить. Шипение, треск раскаленных проводов, плеск волн, запахи, темнота – все обращается во вполне осязаемое чудовище. И это все хочет меня убить… Оно на стороне преступника, того, кто испортил тормоза и, возможно, расправился с папой.
– Не-ет! – кричу, хрипло кашляя от осевшей в горле гари. – Помо-огите-е!
Бесполезно, Ева… Кто тут тебя услышит – в черной гадкой бездне…
Тянусь ладонью к туфельке и рывком снимаю ее со ступни. Какая ты, Аксёнова умница, что надела туфли на высоких каблуках. Что есть силы бью каблуком по стеклу. От скола расползается паутинка, а потом стекло с силой лопается, впуская внутрь салона новую порцию черной воды. Я хватаюсь ладонями за края разбитого окна, пытаясь справиться с течением. Подтягиваю к груди ноги. Вылезаю из тесных железных оков, преодолевая боль и страх. Жить, жить… Ради себя и Сашеньки, ради деток, которым я помогала. А еще меня сжигает изнутри желание отомстить. Оно пульсирует в висках, как мигрень или злокачественная опухоль, вытравливает воздух из груди, заменяя его хриплым, почти животным криком.
