Но Паша, похоже, этот момент пропустил. Потому что его корабль, хоть и был последней модели, но формами остался верен прошлому.
По пути Носорог достал трубку, набрал кому-то и рявкнул негромко и повелительно:
- Охрана центра, камера парковки, решить вопрос.
Я, не особо соображая, просто фиксировала в памяти происходящее.
Вот мы в машине, Паша садится за руль, выезжает с парковки, опять закуривает.
Я сижу на соседнем сиденье, плотно сжав коленки и глядя перед собой. Не спрашиваю, куда едем. Все равно не смогу скорректировать маршрут.
Только понимаю, что из города.
Ленка!
- Мне надо домой...
- Ждут?
Он не смотрит на меня. Перед собой только. Но рука его тяжело и определяюще ложится на колено. Без разницы, кто меня ждет. Отпустит только, когда сам решит.
- Да...
- Муж?
Ладонь сжимается. Больно. Жестко.
- Сестра.
- Сколько лет?
- Двадцать.
- Напиши, что сегодня не ночуешь дома.
Ладонь расслабилась, прошлась по ноге вверх. Заглушая своей тяжелой властностью полыхнувший по щекам страх от спокойного приказного тона. Паша явно не ждал возражений. И он их не получил.
Я набрала сообщение, не попадая дрожащими пальцами по буквам. Телефон тут же зазвонил. Отклонила. Потом вообще выключила звук.
Смысла не было отвечать. Я и сама не знаю, куда и зачем.
Хотя, нет. Зачем - знаю.
6. 6
Ворота открылись внезапно и настолько бесшумно, что я какое-то время просто тупо смотрела на пустую дорогу, не веря своим глазам.
А потом перевела взгляд на молчаливый глаз камеры наблюдения, кивнула коротко. И рванула.
Отбрасывая прочь сигарету и одновременно активизируя приложение вызова такси.
Господи, надеюсь для разработчиков этого приложения есть отдельное облако на небесах! Потому что так выручает! Вот не в курсе, где я, но есть локация! И , оказывается, есть машины неподалеку! И одна уже спешит ко мне.
Счастье какое, Господи!
Я повалилась на сиденье и закрыла глаза, наконец-то немного расслабляясь.
Пытаясь прийти в себя.
Взгляд опять упал на запястья с четкими, уже синеющими отпечатками пальцев.
Проклятый Носорог! Совсем не рассчитывал силу. Хотя, в тот момент я не чувствовала боли. Совсем. Даже испытывала какое-то иррациональное удовольствие от своей скованности, невозможности сопротивляться. Болезненное, такое сладкое удовольствие от подчинения.
Даже сейчас, вырвавшись от своего ночного мучителя, при одном только воспоминании о том, что он вытворял со мной, ноги сводило томной судорогой.
И ведь не хочу. И ведь страшно, по-прежнему дико страшно. А вот ничего с такой глупой реакцией тела поделать не могу. И этой ночью не могла.
А он понял, сразу все понял, скот.
Гнал, как сумасшедший, глаз с дороги прищуренных не сводил. И руку с моей ноги убирал только в крайних случаях. Словно придерживал, не давая ни секунды передышки. Чтоб прийти в себя. Опомниться. Запротестовать.
Хотя я очень сильно сомневаюсь, что мои протесты были бы услышаны. Уж явно не после произошедшего в лифте.
Тут мелькнула мысль, от которой пот прошиб холодный. Камеры. Мама моя! Камеры же везде! И в лифте тоже! Значит, охрана... Охранники! Они же все в реальном времени видели! В лифте! И потом, на подземной стоянке!
Я усилием подавила рукотрясение и подступившие слезы.
Вот и все, Полина. Если до этого ты еще сомневалась, увольняться, или нет, планируя посмотреть недельку, и, если Носорог не будет вспоминать, обращать внимание, то и можно дальше работать... То теперь точно все. Точно.
