– Спасибо, братишка! – На душе у женщины немного отлегло. Хотя бы дома все будет в порядке.
– Если что… В общем, не боись. Я рядом! – И паренек выскользнул наружу.
Вскоре после Гришки Отрепьева в библиотеку заглянул Федор Никитич – просто проведать, а еще через пару часов, дабы пригласить на обед. И только ближе к вечеру в «прибежище мудрости» внезапно ворвались четыре веселые юные девки в легких сарафанах с атласным верхом и юбками из домотканого полотна. Хихикая и перешучиваясь, сняли с гостьи халат, подняли принесенную с собой обширную юбку, опустили на Ксению через голову, одернули, покрутили, поправили, завели руки в рукава, расправили ткань, засуетились за спиной, стягивая шнуровку, отступили и распахнули дверь:
– Она готова, боярин!
Слегка растерянная Ксения оказалась облачена в платье из прочного темно-синего вельвета в мелкий рубчик, наверху плотно облегающего тело и ласково обнимающего высокую грудь, а внизу расходящегося в пышную юбку. Причем юбку поддерживал легкий каркас, ткань не касалась ног и потому, несмотря на царящую жару, бедрам было… достаточно свежо. Плечи прикрывали вошвы из серой замши, и из нее же был сделан широкий пояс, спереди указывающий заостренным клином куда-то вниз живота.
Старый иноземец, забежав в библиотеку, засуетился вокруг женщины, что-то поправляя, что-то одергивая, озабоченно цокая языком и приговаривая:
– Ай, времени мало оказалось. Ай, тут не успел, тут не успел. Ай, еще бы хоть пару дней мне на работу, Федор Никитич…
Боярский сын Захарьин в это время стоял в дверях и пожирал свою гостью взглядом.
Женщина, чуть склонив голову, вопросительно вскинула брови.
– Разорви меня Карачун! – выдохнул царский брат. – Как же ты великолепна!
У Ксении словно сама собой распрямилась спина, развернулись плечи и гордо вскинулся изящный подбородок.
– Ну вот, – продолжил Федор Никитич. – Теперь ты одета для охоты правильно.
* * *
В полдень нового дня на берегу Яузы, неподалеку от Мытищенского волока, вырос роскошный палаточный город. Шатры здесь стояли не простые, а поражающие своей роскошью: с центральными частями на четырех-пяти шестах да с приделами и крыльями, крытые атласом и шелком, украшенные вышивкой, вымпелами и бунчуками. Траву на стоянке и вокруг слуги полностью застелили кошмой и коврами, очаги выложили булыжниками, коновязи поставили резные, привезли с десяток возков колотых и сухих березовых дров и столько же телег с прочными дубовыми бочонками, полными заморских вин и родного, русского ставленого меда.
Всадники с кречетами, соколами, ястребами на руках разъезжали по лугам и перелескам, через молодую поросль, поднявшуюся на месте недавно вырубленных лесов, вдоль реки и заросших высокими камышами вязей, их свита – лесники, сокольничие, просто друзья – разворачивалась в широкую цепь, шумела и гикала, выпугивая дичь, после чего охотник снимал с головы крылатого хищника украшенный драгоценными каменьями и золотым шитьем колпак, подбрасывал птицу в воздух, и та обрушивалась на замеченную жертву…
В первый же день знатными сокольниками оказалось добыто с полсотни уток и гусей, столько же глухарей, куропаток и рябчиков, с десяток зайцев и несколько ланей, одну из которых взял драгоценный двинский кречет боярского сына Захарьина.
Когда стемнело, охотники собрались возле костров, возлежа на медвежьих или овечьих шкурах либо покрывалах из драгоценных мехов. Они смотрели в огонь, на котором жарилась их добыча, ели мясо, пили вино и шумно обменивались впечатлениями от скачки, воздушных схваток, хвастались богатой добычей или просто хорошим днем.
