– Странное?
– Я даже подумала, что там снимают фильм для взрослых.
– Жуть какая! Что за отель ты нашла?
Мы оба рассмеялись. Тихий смех Веры пронесся по комнате, и я понял, что это именно тот звук, который я бы хотел слышать дома.
– Пора спать. Давай до моего возвращения созваниваться не будем? – сказала Вера, зевая. Голос ее снова был знакомым, мне стало тепло. Я отчетливо представил, как она сонно разлеглась на всю кровать.
– Накручиваешь волосы на палец? – спросил я.
– Откуда ты знаешь?
– А сейчас ты нахмурилась?
– Эй! Ты что, подглядываешь за мной?
Я рассеянно улыбнулся, а Вера сказала:
– Давай созваниваться не будем. Постарайся просто ни о чем не думать. Я скоро приеду.
Следующие два дня я провел как в бреду. Я не мылся и продолжал голодать. Спал в перерывах между рыданиями, но даже во сне мне снилось, как моя жена снова и снова говорила мне: «Прости, Ян…» Мы с Верой не созванивались, как и договорились, я ждал ее приезда, догадываясь о том, что меня ждет – мессенджер на планшете все еще был открыт, я поддался трусливой слабости и продолжил читать сообщения.
Они желали друг другу спокойной ночи, нежно писали о том, что скучают, отправляли друг другу трогательные картинки. Смыл этих действий смутно касался моего сознания, но всячески увиливал от напрашивающихся выводов. Я говорил себе, что двое любящих людей всегда смогут найти решение, на каком бы темном пути они однажды вдруг не оказались. «Силуэт близкого человека не затмит даже самая кромешная тьма», – словно мантру повторял я себе, переворачиваясь с боку на бок. Я верил, что двое любящих людей, проживших касаясь плечами друг друга дольше, чем они жили порознь, с самого детства, если и испытывают трудности в отношениях, то очень серьезные, очень глубокие, но трудности эти всегда преодолимы. Я верил, что двое любящих людей связаны нитью, что за годы только крепчает. Наступает момент, когда эту нить уже не оборвать – становится подобна металлическому пруту. Я верил во все это, но страх пересиливал веру. Да и само слово «вера» казалось мне тогда какой-то горькой насмешкой судьбы.
Понедельник дался мне труднее воскресенья. Раньше чем успело взойти солнце, я сполз с кровати и бесцельно прошелся по квартире. Потом снова залез под одеяло. Только к вечеру я привел себя в порядок. Все ощущалось слишком остро: капли горячо хлестали меня по опухшим щекам, я сделал похолоднее, язык заколола вода, показавшаяся ледяной. Я с нетерпением ждал возвращения своей жены, и мне казалось, что стоит ей появиться дома – тянущиеся друг за другом минуты остановятся. Должно быть, мне хотелось, чтобы время остановилось, а еще мне хотелось, чтобы Вера своими руками дернула за болтающийся передо мной шнурок, до которого я все никак не мог дотянуться, сколько ни пытался: чтобы ушла боль, чтобы снова стало светло.
Заскрежетал проворачивающийся в замке ключ, он больно резанул меня под ребрами. Схватившись за нижнюю часть тела, я выбежал в прихожую, проскальзывая по холодному кафелю. Открылась дверь, и показалась Вера.
Она зашла в квартиру и, слегка склонив голову вправо, посмотрела на меня. Пожав плечами, сказала:
– Привет, Ян.
Я выхватил из ее рук сумку и поставил ее на пол. Вера стянула летний плащ, бросила его на вешалку и прошла на кухню. Я – за ней. Она села за обеденный стол, я – тоже. Передо мной вспыхнуло размытое лицо женщины, когда-то назвавшей меня «милым щенком».
