Похоже, она решительно настроилась разобраться с полицейским, но гул подъёмника не давал ей сосредоточиться, поэтому неизвестно кому громко добавила:
– А ты заткнись!
– Это вы мне? – переспросил я её по-соседски.
– И ты тоже!
– Мо-о-олчать! – завопил гаишник. – Все заткну-у-улись!
Во внезапно образовавшейся тишине гудел только эвакуатор.
– Костян… – робко донеслось из кабины эвакуатора.
– Молчать! – ещё раз с надрывом крикнул полицейский. – Разберёмся в отделении!
Он тут же достал радиостанцию и вызвал подкрепление, транслируя в эфир, что ему оказано физическое сопротивление и нанесены оскорбления.
– Ну вы у меня, ну я вас… – приговаривал Костян, расхаживая за нашими спинами.
Не успел я дослушать нагромождение местоимений и междометий, как гаишник подло защёлкнул на наших руках никелированные наручники.
– О! Похоже, судьба всё решила, нас уже с вами окольцевали! – рассмеялся я и поинтересовался у незнакомки: – Кстати, вы не замужем?
– Даже если бы я и была свободной, за вас никогда не пошла!
Отделение, в которое нас доставили, находилось поблизости. Так что не прошло и пяти минут, как вместе с закованной приятельницей мы уже сидели в обезьяннике.
– И что теперь будет? – успокоившись, обречённо произнесла она.
В это мгновение мне стало стыдно и одновременно жалко её. Моя «сонаручница» выглядела растерянной и беззащитной, словно потерявшаяся маленькая девочка, ищущая глазами помощи. Тем более, как ни крути, но и отрицать мой вклад в произошедшее было бы нечестно.
– Известное дело, – улыбнувшись, начал я с желанием подбодрить её, но меня опять понесло. – Сейчас нас разведут по разным кабинетам, будут допрашивать, возможно, даже бить, чтобы мы подписали нужные признательные показания. Если будем упорствовать, начнут пытать.
– Я не поняла, какие показания! – на полном серьёзе возмутилась она.
– Какая разница! Мало ли у них нераскрытых дел! Главное, если начнут шить политику или растление малолетних, не соглашайтесь ни на каких условиях.
– В каком смысле политику?
– О как! А педофилия вас не смутила?
– Вы маньяк!
– Да, вот ещё, – продолжил я в том же духе, – ни в коем случае не соглашайтесь, что мы действовали по предварительному сговору. За групповуху больше дадут!
– Что значит «дадут»! Мне вообще некогда, я опаздываю, у меня дел невпроворот! – распалилась она и заорала. – Эй, кто-нибудь! Открывайте немедленно! Я требую выпустить меня!
– Не кричите, – тихо сказал я. – Посадят в карцер с крысами.
– Да что вы мне мозги пудрите! С какими крысами?!
– Серые с лысыми хвостами, – ответил я и для пущей убедительности зацыкал зубами, изображая крыс!
– А у вас это здорово получается! Талант! – сказала она и отвернулась.
– Есть небольшой, – согласился я. – В ТЮЗе подрабатываю в «Щелкунчике» в роли Четвёртой крысы – это та, что с секирой стоит.
– И угораздило же меня с вами столкнуться! А говорят, Москва – большой город!
– А вы мне даже начали нравиться, – с лёгкой иронией ответил я.
В этот момент между прутьями решётки появилось равнодушное и спокойное лицо видавшего всякое полицейского.
– Дамочка, встала и на выход! – сказал он.
– Меня отпускают?
Он вяло кивнул и так же нехотя добавил:
– У нас тут всех отпускают. Мы здесь вроде бюро добрых услуг: заходите к нам, отдохните, чаю выпейте.
– И чай будет? – вырвалось у меня.
– Всё, гражданин, будет, – буркнул под нос дежурный.
Незнакомка поднялась и, выходя из клетки, сосредоточенно посмотрела на меня, словно прощаясь. Я же в ответ подмигнул ей и произнёс:
