– Сынок, тебе постирать что надо?
– Мне? – он начал осматривать себя, испугавшись, что он испачкался в крови и именно ее мать предлагает застирать. Но не найдя на себе и своей одежде каких либо видимых пятен, насторожился и снова переспросил:
– Зачем мне что-то стирать? Я не грязный! Или ты на что намекаешь?
– Борь, ты чего? – невозмутимо приподняла бровь Марина Константиновна. – Какие намеки? Ты о чем? Я просто стирку затеяла. Думала, может тебе что надо.
– Мне ничего не надо! – закричал он. – Ничего! Я сам все сделаю! И вообще не лезь ко мне!
– Совсем шизанулся от своей жены придурошной, – все так же спокойно ответила женщина, – Такой же дурачок стал.
Борис проигнорировал слова матери и ринулся в дом. Но вдруг остановился, подошел к ней и тихо, почти шепотом, как будто боясь, что кто-то услышит, спросил:
– Ты в наш дом не заходила?
– А что мне там делать? – удивленно спросила мать.
– Ну, мало ли… – Мужчина выдохнул и снова пошел к проклятому дому. Потоптавшись возле двери, он нерешительно повернул ручку и зашел внутрь. Увидев, огромное количество крови, Борис поежился. При дневном свете, ее стало видно гораздо отчетливее. Единственное, что поменялось, это цвет. Сейчас он был не такой ярко-алый, как изначально, а стал более тусклый и темный. Но то, что это кровь, а не, например краска, было отчетливо видно. Переведя взгляд на разрубленное тело, Борис вновь почувствовал приступ тошноты и головокружения. И этот запах… Нет, не трупный. А именно запах крови… Он отвратительно окутывал всю комнату и придавал ситуации еще более мрачный вид. Оглядывая перепачканные стены, Борис стал понимать, что отмыть это будет просто невозможно. Хотя попробовать стоит. Но сначала надо избавиться от трупа, а потом уже вплотную заняться запачканным помещением. Взяв большие мусорные мешки, он сел на корточки для того, что бы сложить в них части тела. Сначала ему было это неприятно, слишком холодные и слишком жуткие конечности, наводили страх и отвращение одним только видом. С трудом переборов себя, он взял отрубленную ступню и, поморщившись, положил ее пакет. Вытерев пальцы о колено, он взял вторую и сунул ее туда же. Попривыкнув немного к ледяной температуре мертвого тела, Борис уже спокойно, словно баранью тушку, рассовал все остальное по нескольким пакетам и удовлетворенно отнес их в коридор. Единственное, что вызвало у него тошноту, так это лежащие на полу кишки, которые пришлось собирать руками. Осмотрев, как ни странно, чистую одежду, он вышел из дома и подошел к матери:
– Мам, я пойду яблоками поторгую, а ты в дом пока не заходи. Хорошо?
– А что мне там делать? Я и не собиралась. А почему не заходить?
– Я просто эксперимент один сделать хочу. Надо, что бы помещение закрыто было и не открывалось несколько часов. Поэтому и сам сейчас уйду, чтобы в духоте не сидеть.
– Ну ладно. Раз эксперимент. А что хоть экспериментировать будешь?
– Потом расскажу. Если все получится. Ладно, пойду на дорогу, поторгую. А то и денег нет.
– А ты яблок-то набрал?
– Зачем?
– Как зачем? А торговать чем собрался? Рожей, что ли своей?
– А, ну да. Я наберу.
Борис взял ведро и набрал половину его вместилища, вкусных сочных фруктов растущих у них в саду. Они периодически приторговывали плодами со своего огорода. Вставали с ведрами на дороге и ждали москвичей, которые любили брать продукты у дачников и местных сельских жителей. Считая, что они более полезны, чем в магазине.
