Но, как бы то ни было, а Надя постепенно приходила в себя…
* * *
И вот Гена привёз свою зазнобу. Два малолетних довеска в придачу. Зашушукались злорадно кумушки-соседки: «Да-аа… ну эту птицу… видно по полёту… Так им, куркулям, и надо!»
Генкина мать не ожидала такого подарка от сына. Он ей не сказал ни о возрасте жены, ни, тем более, о детях. Одно утешало Веру Ивановну: «Зато не Надька!»
– Ничего, что она постарше да лицом не вышла… Ведь «не с лица же воду пить», любить Гену крепче будет. А дети… – тоже не беда, вырастим-воспитаем… как-нибудь, – рассуждала Вера Ивановна, сидя на лавочке.
– Не-ннавиж-жу!.. Такая вредина: с родителями зубатит, на Генку орёт, со жрачкой разделились. Себе шмотьё без конца покупает, а Генка до сих пор в солдатских сапогах гуляет, доармейские тряпки дотаскивает!.. – сквозь зубы жаловался друзьям на сноху старший Генкин брат.
Вскоре выяснилось, что Люба увезла детей к своим родителям, невзлюбила их Вера Ивановна: «Или я, или они…»
А Надя? Она с ужасом ожидала первую встречу с Генкой. Рано или поздно всё равно увидятся же. Как это будет?.. А встреча произошла неожиданно. – Парень, съедаемый ядовитыми репликами соседей, решил объясниться и пришёл к Наде домой.
– Здравствуйте! – весело кинул он бабушке с порога.
– Здоров, коль не шутишь, – глядя на бравого гостя поверх очков, сурово ответила бабушка, вытирая о фартук руки. – Ну?.. Признавайся, соколик, зачем пожаловал?
Генка опустил голову, улыбку, словно ветром сдуло. Он поправил старую фуражку, блином чуть сидевшую на светло-русой макушке.
– Поговорить надо… с внучкой Вашей…
– С Надюшкой, что ли? – удивилась старушка, и тут же сказала: – Некогда ей, занимается… – усмехнувшись, проворчала: – Хм… а скоро же ты забыл, как твою невестушку-то звали… – она неохотно открыла дверь в комнату, – Надя-а, принимай гостя! – и, деликатно удаляясь на кухню, бросила парню: – Иди нето… бус-сурманин…
Молодой человек осторожно вошёл, огляделся. У стены стоял шкаф с книгами, рядом – этажерка с будильником. На окне цветная шторка. Знакомая и когда-то уютная комната сегодня показалась ему маленькой и жалкой. «Конюшня какая-то…» – брезгливо подумал он. В углу за столом что-то писала в тетрадь бывшая невеста. «Не изменилась», – спокойно отметил про себя Геннадий. Надежда подняла голову… ахнула: «Генка!..» Её опалило жаром, на лице выступили багровые пятна. Руки задрожали… навернулись слёзы… Она выронила ручку. «Генка… Мой Генка пришёл… наконец-то… Милый! Родной… Сейчас кинется-обнимет: «Надька, прости, не могу без тебя!..» Девушка выскочила из-за стола, нечаянно смахнув тетрадь, шагнула навстречу… Гость вскинул ладонь: «Не надо» и остался у двери. Не мешкая и расставляя слова, заговорил, нервно оттягивая ворот тесного свитера:
– Не знаю, поймёшь ли ты меня… – Гость сделал паузу. – Понимаешь, Надя, очень важно, когда с тобой рядом человек, близкий… по духу… по профессии…
«Господи, о чём он?..» Надя присела на стул. Сердце рвалось наружу, мешало дышать. Геннадий, наконец, посмотрел на девушку.
– Понимаешь… важно, когда у тебя с этим человеком одни интересы… одна работа… Любовь… – помолчал, со значением повторил: – Да, любовь. И я хочу…
– А ну поворачивай оглобли отселя, поганка ты чёртова! – вихрем в комнату ворвалась бабушка, сверкая глазами. – Вражина!.. Чтабы ноги твоей больше тут не было, пустобрёх ты несчастный! Сколь время девку матросил, а теперь – смотри-ка, лю-ю-бовь у него объявилась! – она распахнула дверь, – вон отсюдова! Вон, я сказала!
