– Сколько мы не виделись? – спросила Рюмина. Видимо, отдавала дань светскому ритуалу встречи.
– Больше года. Но ты очень похорошела.
Лесины рыжеватые волосы приобрели медный оттенок, как на полотнах Тициана. Тонкий макияж подчеркнул гармонию в цвете глаз и волос. Улыбка стала загадочной. Правда, слегка печальной. Но это, на взгляд Лизы, только добавило женского шарма в игривый раньше облик Рюминой.
– Это все – классная косметика, – заметила Леся.
– Я слышала, на фирмах одно из основных требований – внешний вид, – осторожно сказала Лиза.
– У нас это не обязательно. Просто появилась возможность, вот и позволяем себе. – Лесина интонация стала напряженной. – Если бы ты увидела прошлой осенью Зинулю, тоже была бы поражена.
– Я видела, – тихо сказала Лиза. – Буквально за несколько дней до ее… кончины. Послушай, это так неожиданно!..
Над их столиком повисла томительная пауза. Леся машинально сделала пару глотков кофе, а затем сказала:
– Сильная простуда. Воспаление легких.
– Но ведь от этого нечасто умирают…
– Самое странное заключается в том, – Рюмина говорила осторожно, медленно, – что Зинуля словно предчувствовала финал.
Обе помолчали. Лиза вздохнула.
– Говорят, почти у каждого перед концом есть таинственные предчувствия.
В ответ Леся пристально посмотрела на Лизу. За эти секунды она приняла какое-то решение.
– Я хочу кое-что сказать тебе, Лиза. Могу я рассчитывать на твою деликатность?
– В чем вопрос! – «Мне кажется, я всегда проявляю бездну такта». О последнем Леонтьева умолчала, но всем своим видом дала понять, что перед Рюминой – одна из самых деликатных женщин Москвы.
– Другим я не заикалась об этом. Они подумали бы, что покойница Зинуля страдала какой-то манией.
– Манией преследования? Ей угрожали?! – выпалила Лиза и сейчас же пожалела об этом. Лобовые вопросы будто ударили Лесю по нервам. Она сжалась. Ее лицо передернул нервный тик.
– Если это очень болезненно для тебя, то не надо говорить, – ласково сказала Лиза. Она знала, что мягкая интонация расположит собеседницу. Так и случилось. Леся согрела пальцы на остывающей чашке кофе и прошептала:
– Зинуля почувствовала, как из нее уходит жизненная энергия… Ей казалось, что кто-то хочет спровоцировать ее смерть…
«Смутные подозрения. Туманные намеки. А вдруг у Зинки и вправду развилась паранойя?» Лиза не знала, как правильно прореагировать на заявление Рюминой. Она тихо спросила:
– Каким образом – спровоцировать?
– Зинуле так казалось, – упрямо повторила Леся.
«На что она намекает? – не могла понять Лиза. – На реальность Зинкиных предчувствий? Или на ее нервную болезнь? Вопрос крайне деликатный. Здесь рацио должно взять верх над эмоциями. Надо обратиться к фактам». Она твердо спросила:
– А что показало вскрытие?
Леся пожала плечами.
– Оно подтвердило диагноз. По-моему, болезнь Зинули протекала на фоне глубокой депрессии. – Лицо Рюминой стало мрачным.
– Депрессии? – удивилась Лиза. «С чего бы это? Люди сейчас не имеют даже крыши над головой. Зинуле же был обеспечен средний комфорт. Откуда депрессия?»
При взгляде на Лесю Лиза решила не спешить. У нее создалось впечатление, что Рюмина хочет рассказать ей о чем-то важном, но не решается.
«Ничего, она созреет» – Лиза тонко перевела разговор на нужную ей тему:
– Вы ведь работали вместе? Вон там? – Она кивнула на офисное здание напротив кафе.
– Да-да, – рассеянно отозвалась Леся, а потом неожиданно вскочила. – Пойдем! Я хочу пристроить тебя.
