Эти слова стали для Аделе новой загадкой. Она понимала, что если он окажется прав, то их мир, как она его знала, может измениться. И это знание несло с собой не только тяжесть, но и странное чувство значимости.
Аделе и профессор Соомер начали проводить всё больше времени вместе. Сначала это были короткие встречи в аудитории после лекций, когда она оставалась задать вопросы или попросить совета для исследовательской работы. Затем их обсуждения стали продолжаться в библиотеке – наедине, за столом, уставленным стопками книг, в тишине, которую нарушали только их негромкие голоса и шелест страниц. Он делился с ней мыслями, которые, казалось, были слишком смелыми для официальных лекций, рассказывая о тайнах истории и скрытых смыслах древних текстов.
Аделе видела, как его взгляд меняется, когда он обращался к ней – от строгого и вдумчивого до мягкого и внимательного. Она чувствовала, как в ней самой растёт восхищение, перерастающее в нечто большее, чем просто научное любопытство. Их беседы, каждая реплика и каждая пауза становились всё более наполненными скрытым значением. Словно слова, которыми они делились, были лишь поверхностью чего-то гораздо более глубокого, не требующего объяснений.
Как-то раз он предложил встретиться за пределами университета, чтобы обсудить её исследование о влиянии языка на культуру. Они выбрали небольшое кафе на тихой улочке Старого города. В этот вечер Таллинн был особенно тих, погружённый в холодное, свежее дыхание поздней осени. Они сидели в углу зала, где трещал огонь в камине, а приглушённый свет добавлял ощущение уединения.
Их разговоры перешли от науки к личным воспоминаниям, и Аделе чувствовала, как в ней возрастает доверие к этому человеку, который, казалось, понимал её мысли, едва она начинала говорить. Они заговорили о своём прошлом, о сомнениях, страхах и мечтах, и она поняла, что их разделяет не так много, как казалось вначале. В его глазах была боль – боль потерь, разочарований, но также свет той веры, которая не позволяла ему отступить перед лицом испытаний.
С тех пор как Аделе и профессор Соомер начали работать вместе, их встречи стали всё чаще перерастать в длинные разговоры, которые, казалось, не могли прерваться на середине. Сначала они говорили исключительно о её исследовательской работе – о культурном влиянии фольклора на язык и на формирование национальной идентичности. Но в глубине этих бесед просачивались всё более личные темы: они говорили о своём прошлом, о том, что значило для них слово "дом", о страхах и мечтах, которые не покидали их.
Всё началось с одной поздней встречи в университетской библиотеке. Они засиделись допоздна, и тусклый свет ламп заливал стол, уставленный книгами, на которые они то и дело кивали, обсуждая контекст и символы, которые подсказывала каждая страница. Библиотека, обычно пустая в такой час, погрузилась в тишину, в которой ощущалась особая близость, словно само время замерло, не вмешиваясь.
– Аделе, – мягко произнёс Ханнес, отрывая взгляд от книги, – почему тебе так важно понять эти истории?
Она на мгновение замялась, но потом ответила, не сводя глаз с его лица:
– Потому что я хочу знать, что значит быть собой в этом мире. – Она сказала это чуть громче, чем хотела, и слова прозвучали почти исповедально.
Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, что заставило её сердце сжаться. Она чувствовала, что между ними всё больше растёт нечто неуловимое, но крепкое, как тонкая нить, соединяющая их в этом тёплом освещении.
