– У меня была подруга, которая работала в газете в Остине. Она говорила, что газеты дают информацию для думающих читателей, а телевидение только показывает картинки.
Торп закурил сигарету.
– И что вы ей ответили?
– Ну что тут скажешь? Реклама везде одинакова. – Ливи улыбнулась, вспомнив свою строгую приятельницу. – Я говорила, что телевидение более непосредственно, она же утверждала, что газеты более аналитичны. Я указывала, что телевидение дает зрителю возможность увидеть событие, она доказывала, что печать позволяет читателю подумать. – Ливи пожала плечами и пригубила холодное сухое вино. – Наверное, мы обе были правы.
– Когда я учился в колледже, то писал для газет.
Торп наблюдал, как Ливи внимательно изучает окружающих. Она все впитывала как губка. Услышав его фразу, она обернулась и с любопытством посмотрела на него.
– Почему же вы переключились на телевидение?
– Мне нравился более быстрый темп, возможность быть прямо на месте событий. Видеть все своими глазами и тут же рассказывать об этом.
Ливи кивнула. Она хорошо его понимала. У Торпа в руке был стакан виски. Ливи заметила, что пьет он мало, но курит непозволительно много. Ливи вспомнила непрерывную цепь сигарет Карла.
– Как вы боретесь со стрессом?
Он усмехнулся и, к ее удивлению, погладил жемчужину в ее серьге.
– Занимаюсь греблей.
– Чем?!
Его прикосновение отвлекло ее на миг, но изумление ее не стало от этого меньше. Нет, он положительно непредсказуем.
– Греблей, – повторил он, – на лодке, по реке. А когда слишком холодно, играю в гандбол.
– Гребля… – Ливи задумалась. Вот почему у него такие натруженные, мозолистые руки.
– Да, знаете ли. Вперед, Йель!
Она улыбнулась.
– Это первая ваша настоящая, щедрая улыбка, – сказал он. – Кажется, я влюбился.
– Это не в вашем твердом характере.
– Да что вы, я настоящая сливочная помадка.
Он поднес ее руку к губам. Ливи осторожно отняла ее, чувствуя легкую дрожь в пальцах.
– Вряд ли при таких качествах можно раскрыть незаконное присвоение государственных средств в министерстве внутренних дел.
– Ну, это работа.
Он подошел на шаг ближе, так что они почти касались друг друга.
– Поверьте, что перед вами – жалкий романтик. Меня умиляет свет горящей свечи и до глубины души трогает прелюдия Шопена. Женщина может увлечь меня с помощью огня, пылающего в камине, и бутылки вина.
Ливи поднесла бокал к губам. Наверно, от вина у нее слегка кружилась голова.
– Не сомневаюсь, что это удавалось тысячам.
– Вы же мне сказали, что я хвастун, – усмехнулся Торп. – Кроме того, журналистика оставляет мало свободного времени.
Ливи было нелегко сохранять дистанцию. Она покачала головой и вздохнула.
– Но я не хочу в вас влюбляться, Торп. Действительно, не хочу.
– Не принимайте поспешных решений, – добродушно посоветовал он.
– Ти Си! – Последовал увесистый тычок в спину Торпа. – Я так и знал, что найду вас в обществе красивой женщины. – Так приветствовал их представитель штата Виргиния.
Сенатора Уайета отличали несколько фунтов избыточного веса, розовые щеки и всем известная общительность. Ливи знала, что он ведет кампанию против сокращения ассигнований на образование и социальные нужды. Она две недели безуспешно пыталась пробиться к нему на прием.
Торп добродушно отнесся к его тяжеловесному приветствию.
– Сенатор – Оливия Кармайкл.
Сенатор в том же стиле потряс руку Ливи.
– У меня отличная память на лица, и я вас где-то видел. Однако держу пари, что вы не подружка Ти Си.
