Два поворота направо.
Один налево.
Длинный коридор.
Снова направо, и в ноздри ударил свежий, пахнущий сиренью воздух.
Только на улице, все еще боясь разреветься, Ольга открыла глаза. Не показалось. Больше не было серых стен. Вместо тусклой лампочки на небе сияли звезды, и Мерседес с открытыми дверями уже ждал их у крыльца.
Дипломатично отвернувшись в сторону, Николай разглядывал какой-то куст. Появления босса он словно и не заметил. Игорь усадил Ольгу на заднее сиденье, сам опустился рядом, и лишь тогда машина завелась.
Никакой лишней суеты. Тихо, спокойно, будто эти двое мужчин каждую ночь забирали из полиции таких несчастных дур, как она, и увозили в роскошную квартиру Варшавского.
Это было нереально. Абсолютно. Казалось, если сейчас снова зажмуриться, а потом открыть глаза, то уютный салон Мерседеса окажется сном. Так было бы правильно. Чтобы потом истратить кучу денег на адвоката и ремонт машины мужа. Чтобы пройти семь кругов ада, выслушивая обвинения и подписывая сотни бумажек.
За два часа в холодной камере она уже успела морально подготовиться к такому развитию событий. Без радости, но со смирением. Глупо было отрицать свою вину. В списке смягчающих обстоятельств женское отчаяние не числилось. Но то, что сделал Игорь... К такому Ольга не была готова совсем.
От облегчения под тихий шум двигателя ее развезло еще сильнее, чем в камере. Глаза горели огнем. Чтобы не разреветься, приходилось постоянно держать голову задранной вверх, а чтобы Игорь не услышал позорный стук зубов - изо всех сил сжимать челюсть.
Со стороны, наверное, смотрелось смешно. Так же, как и босоногая разодетая фифа в грязном обезьяннике. Чудо, что Игорь не смеялся над ней и даже не улыбался своей фирменной ироничной улыбкой.
- Ты еще долго китайскую вазу изображать будешь? - после одного из светофоров он силой притянул ее к своей груди.
- Зря ты... - ком подступил к горлу.
Остатки сил, что помогали сохранить "лицо", вмиг истлели. По щекам побежали слезы.
- Я же предупреждала тебя, - она уже не пряталась. Подняла голову. Сквозь слезы посмотрела в глаза, - бедовая я. И, кажется, это уже не лечится.
Горячие, чуть шершавые подушечки пальцев прошлись по щекам, убирая слезы. Тяжелый, понимающий взгляд прошил насквозь.
- Будет видно, - Игорь снова притянул ее голову к своей груди и обнял еще крепче. - Дома расскажешь подробно. И чтобы больше никаких побегов и геройств. Догонять я так и не научился, а сама возвращаться ты не умеешь.
- А нужно ли оно тебе?
Ольга коснулась губами рубашки, закрывая себе рот. И зачем только ляпнула? Зачем вообще что-то еще спрашивать, если уже получила так много?
С минуту Варшавский молчал. За грудиной гулко и спокойно билось его сердце. Сильные руки баюкали на груди. Машина легко летела по ночному Питеру, приближая их к дому.
Ответ был не нужен. Ни чересчур фантастическое "да", ни слишком реальное "нет". Она обошлась бы и тишиной. Но Игорь все же ответил. Просто, коротко и честно, как умел только он:
- Поздно.
***
Забрав Ольгу домой, Игорь был уверен, что худшая часть вечера уже позади. О муже и ребенке он знал из досье и примерно предполагал, почему сына не оказалось в ее справке о составе семьи.
Однако слушать женскую исповедь вживую оказалось гораздо хуже, чем вид сырых стен вонючего обезьянника и логических умозаключений.
От начала рассказа до момента, когда, выговорившись, Ольга замолчала, он успел опрокинуть в себя три рюмки рома и влить в саму Власову две чашки горячего чая все с тем же ромом.
