Он глянул вниз. Таинственный лес в лунном инее и время от времени – квадрат или шестиугольник света крестьянской усадьбы. Впереди возвышалась гряда холмов, за ней – Сиддо.
– Так что, – продолжал он, незаметно для себя ускоряя речь по мере приближения холмов, – в конце очищения я встал с койки, оделся и съел обрядовый ужин из акрид и меда.
– Фе!
– Акриды – это не так уж плохо, если ты привык к ним с детства.
– Акриды – прелесть, – ответила она. – Я их много раз ела. Мне тошно от сочетания с медом.
Он пожал плечами:
– Сейчас я выключу свет в кабине. Ложись на пол. И надень вот этот плащ и ночную маску. Сойдешь за кувыркуна.
Она послушно соскользнула с сиденья. Перед тем как выключить свет, он посмотрел, как она там устроилась. Девушка потянулась, надевая плащ, и он не мог удержаться от взгляда на груди идеальной формы. Соски алые, точь-в-точь как губы. Он дернул головой, отворачиваясь, но картина все стояла перед глазами. Сейчас им овладело сильное возбуждение, но он знал – даже в этот момент, – что потом придет стыд.
Он продолжал говорить, чувствуя себя неловко.
– И затем уже в дело вступила иерархия. Сандалфон Макнефф. После него теологи и специалисты по даннологии: психоневрологические параллелисты, интервенционисты, субстратумисты, хронентрописты, псевдотемпоралисты, космообессервисты.
– Они посадили меня на стул, установленный в фокусе модулирующего магнито-детекторного поля. В руку вогнали гипно-липно. Выключили свет, помолились за меня и стали петь главы из «Западного Талмуда» и «Обновленных Писаний». Потом направили прожектор на элохиметр…
– Эс асе аса?
– Элохим – Бог на иврите. А «метр» – такое окончание придают обычно измерительным приборам вроде этих. – Он показал на приборную панель. – Элохиметр круглый и огромный, и стрелка у него длиной с мою руку, показывает прямо вверх и вниз. Окружность циферблата отмечена ивритскими буквами, которые что-то значат – для проводящих испытания.
