Глерд Финнеган учтиво поклонился, как и лорд Блэквайпер, некоторое время рассматривали друг друга с предельной вежливостью, затем Блэквайпер произнес так мягко, что я ощутил, как глажу по спине толстую мохнатую кошку:
– Добро пожаловать в Ииссор. Сейчас для вас готовят комнаты, а пока доберемся, будет накрыт и стол.
Финнеган сказал польщенно:
– Мы еще не успели проголодаться!
– Стол не только для еды, – возразил Краутхаммер с мягким упреком. – А общение умных и цивилизованных людей за кубком вина, а неспешные разговоры о вечных ценностях на веранде дворца, глядя на пылающий закат двух солнц?
Финнеган засмеялся, ухватил его под руку, и они пошли впереди всей группы, а я, стараясь не выделяться манерами, украдкой рассматривал Ииссор, что еще больше поразил размахом и величием приближающихся дворцов. Правда, вон там дальше вправо и слева окраины тонут в нищете и грязи, в Санпринге такого нет, но, с другой стороны, эти лачуги рассыплются, на их месте построят другие, что потом тоже исчезнут без следа, а вот эти величественные дворцы останутся на века.
– Кто помнит о лачугах? – пробормотал я. – Смотрим на версали, бергли-хаусы, сан-суси и прочие эдинбурги…
Фицрой услышал, повернул на ходу голову, глаза заблестели живейшим интересом.
– Какое-то заклятие?
– Да, – ответил я. – Пытаюсь понять, что приоритетнее.
– И как?
– Еще не понял, – признался я. – Я за величие…
Он спросил невинно:
– И его цену?
Я насторожился, повернулся к нему так резко, что едва не перекрутился в поясе, даже вроде бы защемил какие-то кишки.
– А ты откуда знаешь?
Он посмотрел на меня в изумлении.
– Так это же очевидно. И все над этим думали. Ну, не простолюдины, конечно, а мудрецы вроде меня. Ну, не совсем меня, а моего деда. Стоит ли строительство величественнейшего дворца невероятных усилий, сотен смертей, тысяч разоренных и умерших от голода?..
Я спросил осторожно:
– И к чему он пришел?
Он криво усмехнулся.
– Сказал, что все в зависимости от.
– От чего?
Он горько усмехнулся.
– А вот этого и не сказал.
Я сказал со вздохом:
– Город просто… даже не знаю. Люблю величественное. Пусть даже построено на крови… даже на большой крови. Но я вообще-то предпочитаю верить, что все это построено на одном энтузиазме, с песнями и ликованием. И никто себе даже пальчик не прищемил.
Наши радушные хозяева все-таки, как я заметил, прислушиваются, как и о чем говорим, как на что смотрим. Для того наверняка и провели пешком, пусть тут и недалеко, но можно бы и на повозке, если уж поскорее за пиршественный стол…
Финнегану отвели отдельную комнату, Эллиану и Баффи – одну большую на двоих, где три постели, большой стол и куча стульев у стен, а также огромный камин, а нам с Фицроем выделили нечто вроде наскоро убранного от мусора чулана, где две кровати с трудом поместились под стенами, проход между ними едва-едва.
Я поморщился, но Фицрой беспечно отмахнулся.
– Ерунда! Мы что, не ночевали вовсе в лесу?
– Там птички, – возразил я. – Чирикают.
– А тут женщины, – напомнил он. – Щебечут.
– Уже кого-то присмотрел?
Он негодующе фыркнул.
– Что значит «присмотрел»? Уже и договорился. Так что храп твой слушать будет некому.
Я изумился:
– Когда ты успел? Почему я ничего не слышал?
– А язык взглядов? – поинтересовался он. Ты что, в самом деле его не знаешь? А условные знаки? А на какое ухо шляпа надвинута?.. Что, в самом деле?
– Я человек простой, – сказал я пристыженно, – из медвежьего угла, таких тонкостей мое образование не позволяет.
