Бонни почти ее догнал. Почти. Оставалось каких-то три метра до мелькающей белой футболки и развевающихся рыжевато-русых волос. Перекресток, зажигается красный – вот она, никуда не денется… Надо всего лишь обнять ее, объясниться, и все будет хорошо! Но вдруг – такси, распахнутая дверца, Розетта запрыгивает в машину – и уезжает.
А Бонни остается. Один. Еще ближе к чертову асфальту, и от бесконечного мига в невесомости остается все меньше. Почти ничего.
Нет.
Он успеет. Он найдет ее. Догонит. Попросит прощения и все объяснит. Она обязательно поймет и простит… обязательно!..
Еще бы понимать, куда она поехала. Такси, где это чертово такси? Мгновения утекают сквозь пальцы, но никто не останавливается… а машина с Розой уже скрылась из виду… все кончено? Он не найдет ее?
Чушь.
Найдет.
Наверняка она поехала домой. И к черту такси, он сам на машине. А Кей знает, где она живет. Кей!..
Номер не отвечает.
Japona mat`! Да пропустите же!
Фил? Фил, ответь же! Скорее!.. Санта-Моника, «Азалия»?
Езу, пусть она будет дома. Прошу тебя, Езу!
Чертова «Азалия» спряталась в закоулках, еле нашел. Стоянка пуста, такси нет. Отпустила. Лишь бы не махнула сразу в аэропорт: однажды она уже сбежала из России в Америку, а теперь – из Америки… куда? В Перу? В Румынию? Прошу тебя, Езу. Дай мне шанс все исправить. Всего один шанс.
Какой-то латинос объясняет, где комната мисс Ти. Бонни не дослушивает, бежит – мгновения уходят, как кровь из открытой раны. С каждым шагом. С каждым ударом сердца.
Ее дверь – крайняя… закрыто. Заперто. Постучать. Прислушаться. Она там?
Да. За дверью кто-то есть. Шаги.
Выдохнуть. Уговорить себя не выламывать хлипкую дверь – нужен всего один хороший удар. Нет. Нельзя.
Почему она не открывает? Слышно же – она там.
– Роза! Открой, прошу тебя!..
За дверью замерло. И снова – шаги. Но не к нему.
– Пожалуйста, мадонна!.. Прости! Розетта! Ответь мне! Я люблю тебя, Роза… Ти… дай мне шанс!..
Невесомость. Сердце пропускает удар. Шуршание за дверью. Молчание.
Миг до асфальта – бесконечно короткий.
– Роза… прошу тебя…
В ее комнате – быстрые шаги, шепот. Она не одна? Или говорит по телефону?
Замолкла.
Последний миг тишины и невесомости, больше нет сил верить, что все будет хорошо вопреки очевидному. Мадонна не желает его видеть. Не желает слышать.
И не слышит, как он бьется всем телом о безжалостный асфальт, опускается на колени, упершись лбом в проклятую дверь, и шепчет:
– Ti amo, la vita mia…
Она не отвечает. Ей все равно.
Миг невесомости закончился.
Он снова остался один. Наедине с оглушительной болью и виной. Только на этот раз Кей не поможет. Ни Кей, ни кто-то другой. На этот раз он справится сам. Сейчас. Сам. Он поднимется и пойдет дальше. Через миг. Всего один миг.
За что, Езу?!
Бонни не знал, сколько времени провел между отчаянием и надеждой, прислушиваясь к тишине в комнате Розы и не желая верить, что ее там больше нет. Он снова упустил ее. Не подумал, что в комнате есть еще и окно, а если Роза хочет сбежать – ничто ее не остановит. Упрямая, нежная отрава. Belladonna. Дурман в его крови.
Езу, почему мне снова так больно?
Словно ответом свыше послышался звук открываемой двери и шаги. Тяжелые, медленные. И одышка.
Соседка? Хозяйка пансиона? Надо бы встать. Ни к чему ей видеть Бонни на коленях перед закрытой дверью. И его слезы – тоже ни к чему.
Надо встать. Спокойно, словно ничего не случилось. Его боль никого не касается.
