И тем не менее он приближается, постепенно перекрывая собой все остальное.
Цок, цок, цок.
Неспешно, уверенно, и как будто насмешливо.
Цок. Цок. Цок.
У меня начинает дрожать карандаш в руке и по спине бежит холодный пот.
Цок! Цок! Цок!
Уже в приемной.
Неспешный стук по косяку и дверь открывается.
— А вот и я, — улыбается змея, с улыбкой переступая порог, а у меня сердце проваливается до самых пяток.
11. Глава 4.2
Она усаживается напротив меня. Изящно складывает ногу на ногу, змеиные глаза улыбаются. Алекса выглядит чересчур довольной и даже счастливой, а у меня такое чувство, будто я над раскрытым капканом яйцами болтаю – еще немного и прихлопнет.
— Что ты здесь делаешь?
— Елецкий разве не звонил? — она удивленно поднимет идеальные брови и облокачивается плечом на спинку стула, позволяя ткани на блузке натянуться, обрисовывая внушительную грудь.
Это прямая провокация и намек, и Алекса уверена, что в праве так делать. Я сам дал ей это право, сорвавшись вчера вечером.
— Никто мне не звонил!
Да какого хрена тут вообще происходит.
— Веру Андреевну ночью на скорой увезли с приступом пиелонефрита. Наелась чего-то на радостях от удачной сделки, ее и скрутило. Причем как-то жестко. Сказали минимум две недели на койке проваляется. Если хочешь, можем проведать. Она здесь, в седьмой больнице, — Алекса беспечно жмет плечами. Ни на миг не верю, что ей жалко заболевшую коллегу, — мне пришлось в спешном порядке сдавать билет. Так, что ждут нас впереди две недели, Максим.
Выделяет мое имя голосом, еще сильнее разгоняя пульс. И это происходит вовсе не из-за радости или возбуждения. Меня кроет из-за того, что свидетельница и прямая участница моего падения осталась здесь. Вместо того чтобы быть за сотни километров – вот она, улыбается, ничуть не сомневаясь в том, что я рад и хочу продолжения.
— Почему меня не предупредили? — гремлю, поднимаясь из-за стола.
— Понятия не имею. Наверное, забегались и забыли.
Лучше бы забыли оставить Алексу.
Схватив телефон, я несусь к двери, а змея провожает меня удивленным взглядом.
— Максим?
— Сейчас вернусь! — Получается совсем недружелюбно, но мне насрать.
Я выскакиваю в коридор и, остановившись у окна, раздраженно набираю номер Елецкого.
— Давай же! Отвечай!
Он откликается после десятого гудка.
— Утро доброе, Максим Владимирович. Как ваше ничего?
Ни хрена оно не доброе! Без приветствия перехожу к проблеме:
— Почему мне не сказали, что произошла перестановка с работниками? Почему я об этом узнаю уже по факту?
Юрий Константинович с досадой крякает в трубку:
— Андреевна выпала из обоймы. У нее, оказывается, диета строгая должна быть, а она решила, что на радостях можно ей пренебречь. Мы сегодня от ее воплей проснулись, думали помирает.
Может, я сволочь. Но сейчас мне плевать на чужую диету, и от того, кто там собрался помирать. Меня бомбит от появления Алексы:
— И что? — рычу.
Елецкий явно напрягается:
— Извини, что не предупредил. Мы пока носились с Верой, пока нормальную палату ей выбили, пока билеты сдавали. Все из головы вылетело. Пришлось срочно искать замену, к счастью, Алекса согласилась занять ее место.
Никакого счастья я в этом не вижу, только проблемы, которые теперь будут шириться и процветать:
— Почему именно она? Антон мог остаться, или юрист. Зачем она мне тут?
Юрий Константинович, получив такую жесткую реакцию с моей стороны, теряется:
— Ммм…а в чем проблема? Александра была на всех переговорах, владеет всей информацией.
