Закончив ужин, отец резко вскочил, так что стул отлетел к противоположной стене, и изо всех сил ударил себя кулаком в грудь.
– Трус! Слизняк! – закричал он. – О Боже! Я не могу вытерпеть этого! Я сойду с ума, если буду и дальше терпеть эти издевательства! Я больше не мужчина! Теперь нет мужчин. Все мы черви, которых эти свиньи топчут ногами, грязными копытами. И я не осмелился ничего сказать! Я стоял молча, пока этот подонок оскорблял меня, плевал на меня! Я все терпел и что-то жалобно мычал. Это невыносимо!
Прошло всего несколько поколений, а они вытравили мужество у американцев. Мои предки сражались под Бункер Хилл, при Геттисбурге, Сан-Хуане, Шато Тьери. А я? Я преклоняю колени перед каждым дегенератом, которого назначили на должность из Вашингтона. И все они не американцы, и даже не земляне. Я склоняю голову перед этими вонючими с Луны – Я, представитель самого великого народа на Земле!
– Юлиан! – воскликнула мать. – Будь осторожен, дорогой. Кто-нибудь может услышать.
Я увидел, что она дрожит.
– А ты разве не американка? – прорычал он.
– Юлиан, не надо, – взмолилась она. – Я ведь беспокоюсь не о себе, ты это знаешь. Я беспокоюсь о тебе и моем мальчике. Я не хочу, чтобы тебя забрали, как это случилось со многими, кто говорил то, что у него на душе.
– Я знаю, дорогая, – сказал он после паузы. – Я беспокоюсь за тебя и сына, ты беспокоишься за меня и сына. И все продолжается по старому. О, если бы нас было побольше, если бы я мог найти тысячу мужчин, которые бы осмелились выступить против завоевателей.
– Тише, – предупредила мать. – Вокруг столько шпионов. Каждый может оказаться им. Поэтому я предупредила тебя, когда пришел Пит.
– Ты подозреваешь Пита? – спросил отец.
– Я ничего не знаю, но я боюсь всех. Так жить страшно. Но я живу в этом страхе все время и моя мать жила также. И ее мать тоже. Я никогда не смогу привыкнуть к этому страху.
– Американский дух согнут. но не сломан, – сказал отец. – Будем надеяться, что он никогда не будет сломан.
– Если наше сердце страдает вечно, – сказала мать, – оно никогда не сломается. Но это очень трудно так жить. Трудно когда мать даже не хочет приносить в мир ребенка. – Она взглянула на меня. – Потому что его ждут страдания и унижения. Я всегда хотела иметь много детей, но я боялась этого. Особенно я боялась, что будут девочки. Быть девушкой в такое ужасное время…
После ужина мы с отцом подоили овец и крепко заперли овчарню. Больше всего мы боялись собак. Их с каждым годом становилось все больше и они были наглее. Теперь они бегали стаями и человеку было небезопасно выходить на улицу по ночам. Нам было запрещено иметь не только огнестрельное оружие, но даже луки, стрелы. Так что мы не могли отгонять собак и те, чувствуя нашу слабость, стали подходить к нашим домам все ближе и ближе.
Это были большие собаки, бесстрашные и сильные. А одна стая состояла из поистине огромных собак. Отец сказал, что это помесь колли и черных овчарок. Это были хитрые, свирепые собаки. Они наводили ужас на весь тевиос.
Мы назвали их Адские Псы.
