Он был высоким, довольно стройным молодым человеком с атлетически развитой мускулатурой. Черты его лица были правильными и крупными.
Блестящие черные волосы хорошо гармонировали с темно-коричневой кожей лица. И он максимально модернизировал свою одежду: лихо заломленная шапочка с эмблемой Империи, отороченная золотой каймой, голубой китель, алый плащ и кушак, снежно-белые брюки, заправленные в невысокие сапожки из кожи земного быка.
Они сидели в ресторане Флервиля, возле окна, из которого открывался вид на сады и звезды.
Сонорист наигрывал что-то старинное и сентиментальное. В воздухе плыли изысканные, слегка опьяняющие ароматы. Ева с Филиппом забавлялись набором закусок и уделяли весьма серьезное внимание шампанскому. Но, однако, Ева не улыбалась.
– Этот мир населен людьми, которые верят в мир, – сказала она. – Тон ее был скорее мрачным, чем обвиняющим. – Поколениями они не содержали вооруженных сил, а полагались на добрую волю тех, кому помогли.
– Однако эта добрая воля не спасла от беспорядков, – сказал Рошфор.
– Я знаю. Я знаю! Я не стану присоединяться к тем из моих друзей, которые, узнав, что я выходила с имперским офицером, не преминут кое-что сказать.
– Если на вас нападут, это ранит сильнее. Авалон не далеко, и там большие силы.
Ее пальцы замерли на ножке бокала.
– Нападение с Авалона? Но я встречалась с этими людьми, с представителями обеих рас. Они прилетали сюда по торговым делам, на экскурсию. Я и сама не так давно летала туда. Все было так мило, что мне не хотелось возвращаться назад!
– Не думаю, чтобы манеры итриан не отразились на поведении их коллег-людей. – Рошфор постарался заставить свой голос звучать как можно более непринужденно.
Он надеялся, что это прогонит ее раздражение, вечер не должен превращаться в демонстрацию политических убеждений.
– Так же, как последние не сгладили своим примером наиболее неприятные черты итриан.
Она долго изучала его в мягком свете, прежде чем сказать:
– У меня такое впечатление, что смешанная колония не вызывает у вас одобрения.
– Ну, в некотором смысле, да, – он готов был во всем соглашаться с ней, лишь бы это увеличило его шансы на последующий у нее успех. Однако подобный прием не казался ему честным. Он вообще не любил к нему прибегать, а в данном случае – особенно, потому что эта девушка интересовала его как личность.
– Я верю в то, что нужно быть тем, кто ты есть, и поступать соответственно.
– Вы говорите почти как человек, ощущающий свое преимущество, сказала она, и голос ее звучал довольно холодно.
– Если ограничиться сознанием того, что человек принадлежит к ведущей расе технической цивилизации, то да, я полагаю, здесь меня можно назвать «ощущающим свое преимущество», – согласился он. – Это вовсе не означает, что мы обладаем полным правом притеснять других. Например, люди моего сорта являются лучшими друзьями ксенософонтов. Мы просто не хотим их имитировать.
– Вы верите в то, что Земная Империя является силой, ведущей к добру?
– В общем, да! Она содержит в себе дьявольское! Но этого не может избежать ничто смертное! Наш долг – исправлять неверное. А также распознавать ценность того, что Империя держит в скрытом состоянии.
– Может быть, вы оставили на долю дьявольского слишком мало.
– Потому что я сам с Земли? – Хмыкнул Рошфор. – Дорогая моя, вы достаточно умны для того, чтобы не считать, будто материнская система населена сугубо аристократами. Мой отец является мелким служащим Социологодинамической службы. Его карьера заставляла нас много путешествовать. Я родился в Селенополисе, который является космопортом и цианофакторным центром. Я провел несколько ярких лет на Венере, планете преступлений и власти, чье преобразование не было завершено удовлетворительным образом. Я вступил в ряды флота – не из шовинизма, а лишь ради мальчишеского желания посмотреть Вселенную – и не поступал в штурманскую школу еще два-три года. За это время я успел увидеть темные стороны многих миров. Конечно, в космосе еще полно места, чтобы можно было исправить впечатление. Так будем же исправлять его, а не рвать на части. И будем защищаться!
