– В которой повозке мастер Фахин?
– В… э-э… в средней!
Кивнув в знак благодарности, Ульдиссиан повел Серентию к средней повозке.
Стражник, сидевший на козлах второй повозки рядом с возницей, поднял копье, собираясь метнуть его в незваных гостей, но с запозданием обнаружил, что древко намертво прилипло к ладони, и упал на возницу. Оба неминуемо рухнули бы наземь, но Ульдиссиан уберег их от беды. Если кто-либо из людей купца будет ранен либо погибнет, заручиться его помощью не удастся наверняка.
Обойдя повозку сзади, они остановились у дверцы, ведущей внутрь. Стоило Ульдиссиану того пожелать, дверь распахнулась настежь.
Изнутри навстречу обоим с воплем выпрыгнул еще один стражник.
Однако не успел он миновать в прыжке и фут, как отлетел назад, отправленный Ульдиссианом к противоположной стенке. Приземлился страж мягко, благополучно, но обнаружил, что больше не может сдвинуться с места.
Слева в дверной проем выглянул грузного сложения человек с украшенным самоцветами кольцом в носу. В волосах его, некогда угольно-черных, обильно серебрилась седина. Лицом он был не так смугл, как Сарон, но все же гораздо темнее Ульдиссиана с Серентией.
– Что ж, я перед вами, – с достоинством объявил он.
Несмотря на изрядную полноту и роскошь наряда (одних украшений из чистого золота хватило бы, чтобы кормить родную деревню Ульдиссиана целый год), себялюбивым скупцом, знать не желающим о нуждах остальных, Фахин вовсе не выглядел… однако это еще не значило, что он непременно увидит истину.
Впрочем, сказанное им далее внушало кое-какую надежду.
– Не делайте больше зла тем, кто мне служит. Забирайте меня, а их отпустите.
– Все они целы и невредимы, – заверил его Ульдиссиан, – и я, Ульдиссиан уль-Диомед, ручаюсь в том честью. Пришли мы для разговора, не более.
Купец с очевидным недоверием приподнял брови, но тут вперед выступила Серентия.
– Мастер Фахин, – заговорила она, заглянув в повозку, – не помнишь ли ты моего отца, Кира из Серама? Он часто вел с тобою дела в прошлом.
– Серам… Серам… да, деревню эту я помню, и Кира тоже припоминаю, – подтвердил кеджани, в раздумьях прикрыв глаза. – Достойный, помнится, был человек. Детишек куча… что ему, надеюсь, в радость…
Открыв глаза, Фахин кивнул.
– Да, Кир из Серама мне знаком… а ты, стало быть, дочкой ему доводишься?
– Мы с тобой, мастер Фахин, встречались, когда я была маленькой. Помню… – Тут Серентия слегка запнулась. – Помню, ты привозил с собой прекраснейшую, белой масти лошадку-пони с густой шелковистой гривой. Вся белая-белая, только над глазом узенькая темная полоска, из-за которой казалось, будто она что-то этакое замышляет…
– Шера! О, я уже сколько лет об этой малышке не вспоминал, – пробормотал Фахин, по-мальчишечьи заулыбавшись и радостно хлопнув в ладоши. Похоже, воспоминания о маленькой пони купец сохранил самые теплые. – Правда, ты, на мой взгляд, могла узнать о ней где-то на стороне, однако теперь я, пожалуй, верю: да, ты и вправду та, за кого себя выдаешь, – добавил он, и радость его разом сошла на нет. – Вот только не знаю, что все это может значить теперь. Про асценийца, ведущего за собой войско, сеющее ужас повсюду, куда ни придет, я наслышан, и…
– Бояться нас незачем: мы никому дурного не делаем, – вмешался Ульдиссиан, мягко отодвинув в сторонку Серентию. – Никому, кроме прислужников зла – то есть, Церкви Трех или Собора.
