– С Севера прилетело пять иероглифов, – не отрывая взгляда от своих камней, проворчал Зеленый Фирштейн. – Наверное, у них оказалась недостаточно чистой символическая родословная.
– Не вписались, – не то согласился, не то возразил Старик Качалов. – Можешь взять себе.
– Не вписываются, – в тон ему ответил Зеленый Фирштейн. – Что хоть значат?
– Нет бы взять и выучить – столько лет уже играем. Фан, пять символов, обозначает дом.
– Что ж тебе, дом не нужен? Соберешь конг домов, глядишь и обломится…
– Мракобесие пропагандируете, товарищ, – постучал пальцем по столу Толстый Барселона. – Чей, кстати, ход?
– Как обычно, – пожал плечами Зеленый Фирштейн, – того, кто спрашивает.
– Между прочим, место у нас для колдовских ритуалов самое подходящее, – глядя, как Барселона неспешно выбирает камень для сноса, заметила Сонечка. – При Ольге и Владимире тут сплошные капища были.
– Спасибо, просветила, – отозвался Фирштейн. – А то мы не в этом доме родились и ни о чем таком не догадывались.
– Но при Ольге и Владимире тут в маджонг не играли, – Барселона поднял взгляд на Фирштейна. – Сношу пять долгих зеленых бамбуков. Тут человеков жертвовали. Перуну и прочим там…
– Беру! – Старик Качалов подхватил снесенный камень. – Панг!
– Ну вот, – нервно дернул плечом Зеленый Фирштейн, – меня опять оставили без хода. Хоть ценное что-то взял?
– Лянь. Цветок лотоса. Начало новой жизни.
– Повезло кому-то, – заметила Сонечка, – наверное, курить бросил. Пить перестал… Короче, начал жить новой жизнью. А насчет того, что славянские волхвы, или кто там в этих капищах копался, не играли в маджонг, так это неважно. Главное – ритуал и место. Место и ритуал.
– То есть мы сейчас сидим и сочиняем себе судьбу? – переспросил Старик Качалов. – Шесть дотов.
– Кто, интересно, первым снес шесть кругов? – Зеленый Фирштейн ткнул пальцем в снесенный камень. – Кого я послушался? Третий камень в поносе. Уже был бы Панг. А так… Барселона, не спи! Твой ход!
– Сочиняем. Но не себе, – отозвалась Сонечка.
– А кому? – поинтересовался Старик Качалов, сортируя свои камни. Только что он взял из Стены еще одну двойку кругов в пару к той двойке, которую получил за цветок и едва не снес в начале игры.
– Кому-кому? – пожала плечами Сонечка. – Откуда мне знать?
– Шесть иероглифических символов, – объявил снос Толстый Барселона.
– Беру! – завопил Зеленый Фирштейн так, что высокий тип с пламенной шевелюрой, подходивший в другом конце зала к двери, ведущей в туалет, испуганно дернулся и сильно ударился головой о металлический кронштейн, на котором крепился телевизор. – Панг! Пошла игра.
– Что-то я всем сегодня панги раздаю, – покачал головой Толстый Барселона. – А сам сижу, как мышь зимой, на вашем капище поганском. Ни-че-го…
– Поплачь, поплачь, – похлопал его по плечу Зеленый Фирштейн. – Камень слезу любит. А кстати, – спросил он у Старика Качалова, – что значат мои шесть иероглифов?
– Есть разные толкования…
– Ну, конечно, – развел руками Зеленый Фирштейн, – как мне – так разные.
– …одно из самых распространенных, – продолжил Старик Качалов, глядя, как официант прикладывает лед к разбитому лбу нервного посетителя, – это опасность. Или несчастный случай.
