И, поселив тем самым в душах присутствующих достаточный комплекс вины, он взмахом руки заставил умолкнуть хор протестующих голосов и продолжил:
– Братцы мои, вы большие молодцы, только вам осталось научиться самой малости – решать все проблемы самостоятельно! Трения со спонсорами, перенос сроков строительства – это всё материя, в которой вы прекрасно разбираетесь, не хочу сказать, лучше меня, но по меньшей мере, не хуже. И посему, поимейте совесть, делайте всё са-ми! Собирайтесь, обсуждайте и предлагайте мне решения. Так мы с вами должны работать! А сейчас, простите, мне надо к портному, затем к парикмахеру, а ровно в восемь у меня самолёт. Согласитесь, разве это жизнь!
И т. д. и т. п.
Но на этом всё не кончилось. Голос подала Старая Синьора, которой в этот день выпала участь служить источником мелких неприятностей. Как это было демократично заведено Маэстро, вместе с другими сотрудниками она стояла перед его письменным столом, невзирая на свои восемьдесят лет (точнее, Маэстро не принимал во внимание её её восемьдесят лет), и трясущейся от старости рукой протягивала ему свёрнутый вчетверо лист бумаги:
– Это письмо от профкома технических сотрудников, они требуют встречи с тобой…
Маэстро с изумлением уставился на неё: профком технических сотрудников?! У него что, мало дел, чтобы ещё встречаться и с его членами?! С этими болванами, которые только и умеют, что требовать прибавки жалования и просить пристроить на работу их родственников! Для чего тогда существуют Служба персонала и Генеральная дирекция? Почему они не встречаются с ними? Какого хрена они собираются свалить на его плечи ещё и свои проблемы!
– Я попыталась сказать им это, – проблеяла Нинки, – но они требуют встречи именно с тобой.
– Но почему именно со мной! – начал заводиться Маэстро.
– Потому что ты директор, Джорджо, – приторным тоном напомнила ему Нинки.
Это уточнение примирило Маэстро с обстоятельствами.
– Да-да, конечно… я директор… понятное дело, – буркнул он, с довольным видом поправляя ворот свитера. – Но все-таки надо иметь хоть чуточку уважения к несчастному старику. Хотя бы один из вас, кто доставал меня своими проблемами, подумал, что я сегодня, вероятно, даже не успею поесть?
С удовлетворением отметив выражение сочувствия, проявившееся на физиономиях присутствующих, Маэстро смилостивился: как никак, профком технических сотрудников представлял рабочий класс, и пусть его руководители были теми ещё засранцами, как, впрочем, и те, кого они представляли, встретиться с ними было политически целесообразно.
– Ладно, – сказал Маэстро, снова широко разводя руками. – Скажите им, что как только я вернусь… во время одной из репетиций… или как только выпустим спектакль… в общем, скажите, что хотите… я их приму.
Но вместо привычного гула одобрения сошедшей благодати, в кабинете стояла удивившая Маэстро тишина. Он посмотрел на Нинки.
– Это срочно… – проговорила дребезжащим голосом Старая Синьора. – И к тому же, это предусмотрено соответствующим пунктом внутреннего регламента Театра…
– А не пошли бы вы все в жопу вместе с вашим внутренним регламентом! – взорвался Маэстро, красный от вспышки внезапного гнева.
И скрылся в туалете.
