Я пытаюсь возразить, но Егор меня останавливает и, поднимая палец вверх, говорит:
– Опустим вероятности и размышления на тему «самостоятельно ли она решилась на этот шаг или ее папенька послал». Это она нам сама поведает, надеюсь. Так вот. Стал бы ты при всей этой суматохе, когда каждая секунда на счету, укомплектовывать спасательную капсулу специальным оборудованием? Бегал бы по кораблю в поисках своего личного скафандра?
Я не нашелся, что возразить.
– То-то же, – подвел итог майор. – Она была готова заранее. Она знала, что полетит к нам, и приготовилась к этому.
Я повернулся к Марии. Девушка по-прежнему лежала в своей капсуле. Спокойная. Безмятежная. Совсем на себя непохожая. Я взглянул на готовый результат крови. Задумался на мгновение. «Вот зараза! Лучше б не делал его…» Вслух же Ковалеву ответил, качая головой:
– В одном ты точно ошибаешься, Егор.
– В чем это?
– Она не к нам летела, – я указал на Марию. – Она обнажена, это во-первых. Если человек точно знает, что его найдут в ближайшее время, ему не нужно укладываться в криокапсулу голым.
– Не улавливаю, – честно признался Егор.
– Полностью раздеваются для того, чтобы за долгие месяцы или годы пребывания в анабиозе не получить травм от плотно прилегающего белья. Для тех же целей используют полный цикл погружения в анабиоз. Кровь и лимфа заменяются специальным раствором. Легкие наполняются богатой кислородом жидкостью. Ради пары недель так истязать свой организм незачем. Вывод – она не знала, что мы живы. Она спускалась не к нам. И готовилась пролежать в анабиозе многие годы.
– К кому же она спускалась?
– Будем надеяться, она нам сама все расскажет, – развел я руками. – И да, – подмигнул я Ковалеву, – в остальном ты прав.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Она действительно чертовски хороша.
Ковалев довольно хмыкнул и потащил все добро Марии на «Ермак». А я вновь повернулся к капсуле и вполголоса спросил у нее:
– Как же ты обвела меня вокруг пальца на предполетном осмотре, а?
– Эй, док! – окликнул меня Ковалев. Я обернулся, он уже почти поднялся по трапу. – Ты сказал «..она голая, и это – во-первых». А что тогда во-вторых?
Я напустил на себя задумчивый вид и бросил неопределенно:
– Пока не уверен, нужно провести пару тестов, и тогда скажу точнее.
– Договорились.
Ковалев окончательно скрылся в недрах шаттла, а я вернулся к работе с капсулой. Короткий сигнал возвестил о завершении реанабиозации. Лицо Марии уже налилось кровью и горело. Щелкнул автоматический затвор криокапсулы, и я открыл крышку. Та с шипением отъехала в сторону. Мария уже дышала самостоятельно, но была без сознания. Памятуя о дичайшем холоде, я быстро накрыл ее горячее тело одеялом, укутал ее и вызвал Егора. Вместе мы отнесли ее в шаттл.
Пока меня не было, Ковалев организовал для девушки импровизированную палату. Демонтировал пару кресел возле кабины пилотов, тем самым освободив пространство для работы врача, а самое переднее кресло перевел в положение ложемента. Пространство он отгородил импровизированной ширмой из маскировочного брезента. Смастерил даже рукомойник из двух пищевых ящиков.
– Когда девушка придет в себя, будет вам операционная комната, – пыхтел Егор, пока мы укладывали нашу гостью в ее кресло. После я измерил ей температуру тела, просканировал легкие и провел элементарные тесты нервной системы. Жар после анабиоза – нормальное явление, спадет самостоятельно на вторые сутки. Зрачки на свет реагировали, сердце и легкие были в порядке. Уровень кислорода в крови стремительно рос и уже на десятой минуте самостоятельного дыхания достиг нормы, но я пока не спешил отключать ее от газового инфузомата.
