Магический мир. Введение в историю магического мышления - страница 19
В перспективе Де Мартино отношения нормальное/чрезвычайное и индивидуальное/коллективное помещаются в рамки теории культурной динамики, внутри которой гениальная инициатива индивида встраивается в традицию, а та, в свою очередь, обусловливает и питает эту инициативу, и этот круг опирающееся на факты историческое исследование не позволяет разрывать[54]. Фигура шамана воплощает живой синтез инициативы и традиции; этот последний обретает конкретное выражение в магических институтах призвания и дара, прежде всего, в ритуальной инициации, которую будущие шаманы должны пройти, чтобы привести особые способности индивида в соответствие с общепринятым образцом и тем самым добиться коллективного одобрения. Исключительное положение шамана является отражением его способности сознательно достигать пределов собственного присутствия:
Институт призвания и инициации позволяет магу […] возвратиться на границы своего присутствия, чтобы придать себе новую, определенную, форму: техники, способные нарушить равновесие присутствия, пресловутый транс и подобные ему состояния отражают именно то бытие-вот, которое проходит через разрушение, чтобы собраться вновь, и которое возвращается к своему вот, чтобы вновь овладеть собственным присутствием, получившим поддержку и укрепление благодаря драматическому опыту. Вместе с тем, обретенное господство над границами своего присутствия позволяет магу сделаться центром не только для собственной бытийной неустойчивости, но и для бытийной неустойчивости других членов общины[55].
Нельзя отчетливее выразить диалектическую взаимосвязь между институциональным планом и уровнем индивидуальных действий. Шаман может стать противовесом для бытийной неустойчивости других при условии, что другие признают его в качестве такового, а это возможно в той мере, в какой процесс смерти-воскресения встраивается в социально предписанный сценарий. В этой перспективе становится заметно характерное единодушие межу Де Мартино и К. Леви-Строссом: по мнению великого французского антрополога, шаманский комплекс выстроен вокруг двух полюсов, один из которых – внутренний опыт самого шамана, а другой – коллективный консенсус[56].
Шаман и община причастны, на разных уровнях, одной и той же историко-культурной реальности: из этого следует, что в концепции Де Мартино не находится места ни тезису об «историческом превосходстве» шамана, ни оценке его в духе ницшеанского «сверхчеловека», возникающая вследствие наложения западных интерпретативных схем на этнографические свидетельства.
3.3. По ту сторону забвения
Размышления Сассо о теории истории и прогресса у Де Мартино стали для нас важным стимулом, чтобы задаться вопросом о смысле истористской этнологии Де Мартино и основаниях, на которых она покоится.
С одной стороны, Де Мартино смотрел на историю сквозь призму логики Гегеля и Кроче. С другой стороны, он опирался на Фрейда. С одной стороны, эпохи, из которых история слагается, образуют восходящий ряд, который предполагает архивацию прошлого в настоящем и, следовательно, возможность его реактуализации. С другой стороны, чередование этих стадий влечет за собой забвение, неизбежно наступающее тогда, когда история вступает в эпоху полностью «раскрывшегося» разума, ибо «раскрытие» это происходит, в числе прочего, за счет «устранения», а значит, забвения[57].
Из сказанного в вышеприведенной цитате следует, что концепция истории у Де Мартино отражает попытку совместить две линии мышления, контрастирующие друг с другом: одна из них обращена в будущее, к прогрессу (в духе Гегеля-Кроче), другая же обращена вспять и нацелена на восстановление утраченного прошлого (в духе Фрейда). Понятие прошлого рассматривается в двух различных модусах: один из них – внутреннее прошлое западной цивилизации, другой – внешний по отношению к ней, это то прошлое, от которого западная культура не сохранила следов, потому что оно противоречило ее основополагающим интуициям. Первый из этих модусов «заархивирован в прошлом»; второй, несовместимый со «стадией полностью раскрывшегося разума», подвергается устранению, которое рассматривается как историческая
Похожие книги
