— Ты нервируешь свидетельницу, — взъярилась кошка.
— Свидетельницу? — он посмотрел на журавлиху, забившуюся в угол и спрятавшую изящную головку под растрепанное крыло, — «так это — «она»!» — Чем?!
— Ногами!
Феликс посмотрел вниз — джинсы с кроссовками после птичьей историки сравнялись цветом — от колен и до пола его покрывала сероватая чердачная пыль. Но это после птичьей истерики. Может, ей не нравятся чистые гости? С чумазой Катериной разговаривала…
— Какого… чем не угодили мои ноги?
— Количеством.
— Как же вы меня бесите, — сказал стажер, отчаявшийся понять женскую логику.
— Взаимно!
— Наконец-то вы признались!
— Взаимно! А теперь — замолкни, я итак с трудом разбираю, что трещат эти двое.
Феликс демонстративно развернулся и отошел к противоположной стене.
Журавлиха продолжала пощелкивать, Чирик возбужденно чирикал и шнырял между её длинными ногами в чёрных «чулочках».
— Полетели, полетели отсюда! — суетился воробушек, поглядывая на Катерину, — Она все рассказала, я выполнил условия сделки! Полетели, полетели!
— Нет! Я больше не покину это место! — журавлиха снова спрятала голову под крыло, решив, видимо, что её приглашают к совместному полету.
— А можете еще раз рассказать, что вас так напугало? — спросила Катерина у большой птицы. — Только можете в этот раз помедленнее и, — более строго и глядя на воробья, — без лишнего шума!
Воробей притих. Журавлиха подобрала одну ногу, постояла так с минуту. Наконец, она высунула наружу свою изящную голову.
— Обеш-щаете, что меня не тронут?
Кошка пообещала.
— Я была рядом и всё ви-и-дела, — журавлиха продолжила говорить, успокаиваясь и начала расправлять длинную шею, — и слыш-шала. Пришел незнакомый. Самка, это была самка. Приятно смотреть, нестраш-шная. Она пошла по воде, и…
— По мостику? — уточнила Катя.
Журавлиха скакала с мысли на мысль и мостик, лежащий на воде, за мостик не считала. После вопроса Катерины она задумалась, кивнула.
— По утиному мос-сту. Потом пришел большой, этого я его видела раньше, он тут давно. У-уважаемый, добрый. У него в руке было ч-что-то, он протянул рук-ку и тут…
Кошка подалась вперед, нетерпеливо подергивая хвостиком.
— И самка его убила? — предположила она.
— Нет-ссс, ч-что вы, — журавли испуганно взмахнула крыльями, — они ч-что-то говорили, это не с-слышала. А потом появился второй, совсем маленький, т-тёмный, с-страшный! Страшный! Смотреть на него было ужасно, он был во тьме! Он подскочил к большому, тот упал.
По чердаку прошлась полевая буря, Феликс снова расчихался.
— А дальше-чхи?! — кошка поздно прикрылась лапками и пыль набилась ей в нос, глаза и даже в уши.
— Я ис-спугалась, стало темнейше, и страшнейш-ше! Не могла двинутьс-ся. Как с-смогла, уже никого не было, только большой лежал на воде. Я улетела с-сюда. И больше никогда, ни-когда не вернус-сь!
Птица снова разволновалась, зашумела крыльями.
— Довели до истерики? — спросил Феликс. — Быстро вы.
— Она у нее перманентная, — отмахнулась Катерина, — но это не удивительно. При ней убили Шабу.
— Она видела убийц?
— Точно уверена, что там была женщина и… мелкий тёмный.
— Вампир?
Они переглянулись и Феликс понял, что Катерина думает о том же: виденная журавлихой парочка подозрительно подходит под описание Зинаиды и Йылдыз.
Женщина — это, конечно же, Зинаида Клейнмихель.
Обманчиво маленькая и хрупкая глава клана бессмертных — более чем подходящая кандидатура на что-то маленькое, тёмное и пугающее.
