Кайндел покраснела и повернулась к нему затылком. Джип уверенно несся по заплатанному городскому асфальту, и прочие машины, если могли, уходили с его пути. Уж слишком уверенно он пер вперед – обыватели предпочитали не связываться. Мимолетом девушка подумала о том, что люди, борющиеся за порядок, все чаще ведут себя так же, как их оппоненты. Это объяснимо, легко можно оправдать высшей необходимостью, однако по ходу дела одних невозможно отличить от других. «Интересно, возникнет ли это различие позже», – подумала она.
О том, как должен выглядеть идеальный мир с позиции Ночи, координатора Алого Круга, а также всех ее сподвижников (с которыми у Организации и шла самая напряженная грызня), Кайндел знала достаточно. Если все пойдет так, как хотят они, то общество по социальной структуре вернется к временам замшелого феодализма, где элитой станут чародеи, а все остальные будут лишь расходным материалом. «Может, феодализм, как и монархия, имеют свои преимущества, – размышляла девушка, – но закон все равно должен быть един для всех. Если у общества будет хоть какая-то еще святыня, кроме закона (неважно, деньги это или сила магии), его нельзя будет назвать прогрессивным и перспективным.
Чародеи Круга, само собой, будут упорно стремиться к тому, чтобы в новом мире обладающие магической мощью непременно были «равнее» прочих, какие тут могут быть сомнения… Они никогда не станут ограничивать себя, если их к этому не принудят. Тут с самого начала все было ясно. Сама девушка не могла бы сказать твердо, чего она хочет на самом деле. Признаваясь себе самой в глубине души, она соглашалась, что это было бы здорово – принадлежать к элите, иметь особые права и возможности, словом, наслаждаться жизнью и не задумываться о серой массе обывателей под ногами.
Однако на каждого сильного всегда найдется более сильный. И тогда сразу станет ясно, что общая несправедливость – не есть хорошо. Поэтому Кайндел твердо стояла на позиции, что закон должен быть един для всех, и это основа всех основ.
Ей казалось, что Один считает так же. По необходимости отношения внутри ОСН были весьма демократичны, курсанты коротко и свободно общались со старшими офицерами, не раз и не два дрались плечом к плечу, и были уверены, что всякое еще предстоит. Поэтому и отношения сохранялись соответственные. Потому безоговорочно верилось в то, что будущий порядок, устанавливаемый ОСН, будет столь же справедлив.
«Только вот как оно будет на самом-то деле, очень интересно…» – подумала курсантка и мысленно отругала себя, что думает не о деле, а о каких-то посторонних вещах.
Автомобиль пронесся по Ленинскому проспекту, вылетел на проспект Стачек и, хрустя шинами по ломаному асфальту, прибавил ходу. Благо огромные колеса и мощные рессоры джипа позволяли это сделать даже на такой разбитой дороге, как эта. Автомобиль с приличной резвостью скакал по ухабам там, где совсем недавно машины еле ползли – двухполосная дорога не располагала к быстроте, особенно если происходила авария или просто какая-нибудь небольшая поломка. Теперь здесь ездили разве что грузовые машины, и Кайндел лишь успевала дивиться тому, как ловко водитель лавировал между ними, неповоротливыми и медлительными.
Слева потянулись парки, один за другим, справа горделиво проплыло величавое и почти не пострадавшее здание Морской академии, а потом – ограда Константиновского парка, явно кое-где подправленная, со следами очень грубой починки. Причем починки свежей – девушка, глядя на проносящиеся мимо остатки былой роскоши, вспомнила, что в прошлый раз секции ограды представляли собой довольно жалкое зрелище. Теперь, правда, получилось еще хуже, потому что нелепо и уродливо (раскуроченное металлическое литье, по крайней мере, дарило ощущение романтического упадка, какой-то тоскливой грусти о прошлом), но зато давало понять – проход закрыт.
