Тогда мы поболтали совсем недолго. Сейчас я даже не вспомню, о чём мы разговаривали. В тот момент я был заворожён её губами, которые быстро шевелились, рассказывая мне что-то.
Ночью после нашей встречи я почти не спал. Всю ночь мне не давал покоя образ Лоры. Я корил себя за свои мысли, но не мог заставить себя убрать из головы её красные губы.
– Я принесла тебе кофе, – всё тем же жизнерадостным голосом сказала она, вырывая меня из моих воспоминаний.
Она поставила пластиковый стаканчик передо мной. Сама же опустилась на стул и, прихлебнув из своего стаканчика с кофе, очередной раз широко улыбнулась.
– Спасибо. Я как раз никак не могу проснуться.
Её янтарные глаза смотрели на меня в упор.
– Ты до сих пор ломаешь голову по поводу того араба? Разве Клайд не должен был проверить базы данных авиакомпаний? – небрежно спросила она.
– Он этим и занимается. Так же, как и я, он делает всё возможное.
– Понятно, – сказала она безразлично, не забыв при этом закатить глаза.
– Что? – с лёгким возмущением спросил я. – У тебя сомнения по этому поводу? Или ты не веришь в его невиновность?
– Не в этом дело, – слегка помедлив, а затем, добавив, она сказала: – я просто думаю, что это бесполезно. Вы ищите иголку в стоге сена. Неизвестно, в каком месяце он прилетел и вообще здесь ли он до сих пор. Сотни людей подходят под описание. А если предполагаемый убийца уже не в этой стране, то считай, что вы уже не оправдаете того, второго араба.
Не успев начаться, меня уже стал раздражать этот разговор. А точнее, с какой лёгкостью она отзывалась о несчастье других. Особенно меня возмущала её подчёркнутая небрежность, когда она говорила: «араб». В момент, когда она произносила это, у неё на лице появлялась пренебрежительность. Будто все, кто ниже среднего класса, недостойны от неё даже минимальной жалости, а уж тем более помощи.
Чтобы не отвечать ей и тем самым не выдавать своего раздражения, я взял кофе и начал пить. Смотря в пустоту, я делал вид, что задумался о чём-то важном. На самом деле, я думал о том, что все красивые люди от природы эгоистичны. Они с самого детства растут с чувством собственного превосходства над другими. И понимают, что имеют преимущество над другими, менее симпатичными детишками. И в этом виноваты окружающие. Их больше любят воспитатели и учителя, им прощают манипуляции и шалости, и даже если они нашкодят, то родители, скорее всего, просто будут умиляться проделкам своего эгоистичного ангелочка. В конечном итоге они вырастают циничными взрослыми, которые уже не могут жить без того, чтобы ими не восхищались.
И тут я вспомнил Мари. Она никогда не была эгоистичной и циничной со мной. Она любила и ценила меня. Моя теория рухнула в ту же секунду, как только я представил ласковые глаза своей жены. Наверняка это было самое быстрое ниспровержение своей же теории, которую когда-либо выдвигал человек. Я усмехнулся про себя.
А ещё я думал о том, что неплохо было бы уже заканчивать этот неприятный разговор и затяжное молчание после него. Я хотел, чтобы кто-нибудь ещё помимо Лоры зашёл ко мне в кабинет и нарушил это неловкое молчание. Я чувствовал её сверлящий взгляд на своём лице. Мне не хотелось вступать с ней в спор. У меня не было ни малейшего желания доказывать ей свою точку зрения. Я считал, что ещё не всё потеряно и мы сможем найти настоящего убийцу семьи Акифа. Смысла доказывать в теории то, что можно показать на деле позже, не было. К тому же я знал, что Лора бывает чересчур упрямой.
