Дэвиса зоркий взгляд Дональда заметил сразу – тот сидел в углу, в котором доктор сам частенько гнездовался, в одиночку надираясь бурбоном зимними вечерами. Наблюдая издалека за жителями города и рисуя графитовым карандашом их лица на обрывках салфеток. Одно из них, женское, его умелая рука рисовала уже десяток раз. Сегодня, к огорчению доктора, ее здесь не наблюдалось.
МакГроу кивал в знак приветствия тем, кого знал, пока шел по освещенными лампами залу к столику Дэвиса. Многие из них придут к нему завтра просить лекарство от похмелья, и добрый доктор пропишет им пинту эля для облегчения страданий. И себе, наверное, тоже.
– Вечер добрый, мистер Дэвис, – Дон негромко поприветствовал наркоторговца второй раз за сутки, опускаясь на свободный стул напротив. Устало придвинул к себе пустой стакан и щедро плеснул себе янтарного виски под взглядом Дэвиса. Наглость? Он не последний хрен без соли доедал, оплатит еще пять таких бутылок без раздумий. Осушил стакан залпом до дна. Брррр. – Давно ли ждете?
– Добрый вечер. – Дэвис несколько опешил, завидев, как его собеседник опрокинул в себя целый стакан весьма неплохого пойла по местным меркам. – Разумеется, угощайтесь. – наконец, перед глазами Уильяма появилась та уставшая физиономия, которую он тут ждал едва ли не с самого полудня, – Недолго. Присаживайтесь, Док.
У Дэвиса в запасе была еще уйма времени. Он прекрасно понимал, что и МакГроу после, как Уильяму виделось, весьма тяжелого дня был необходим отдых. Впрочем, разговор этот представлялся мужчине довольно важным, а потому отлагательств не терпел.
– Позвольте мне для начала спросить, мистер МакГроу, не осточертел ли вам сей городок? Я хочу сказать, то есть, познакомились мы с вами года с два назад на будущей могиле моей матери, и уже тогда вы показались мне человеком, который к этому месту питает отнюдь не много любви. Смею полагать, вне зависимости от вашего ответа, деньги вам пригодятся, а потому, думаю, смогу заинтересовать вас моим предложением.
Пианист продолжал играть громко и неистово, официантки то и дело бегали от одного стола к другому, то поднося какие-то бутылки, то забирая уже осушенные стеклянные емкости. Частенько в этом месте дрались люди. И Уильям, хоть и был человеком крепким, вспыльчивым и повидавшим в жизни многое, не любил такого рода столкновения, всячески стараясь избежать конфликта, нарастающего в салуне между посетителями, или просто уйти из этого, уже подгнивающего кое-где, но все еще приносящего приличную прибыль как его хозяйке, так и Флетчеру, здания.
Дон, не торопясь, доставал сигару, слушая наркоторговца. Концентрация опия в его крови неотвратимо падала, а вместе с этим мутнела ясность рассудка. Нужно было как-то попытаться привести в порядок пошатнувшийся строй мыслей. Чиркнул спичкой, втянул воздух как следует – и легкие наполнил крепкий табачный дым. Попал в глаза, от чего они, и без того красные и воспаленные, заслезились. Вот же черт.
– Для такого, как я, мистер Дэвис, – нервно потер глаза большим пальцем Дон, – Америка во всех своих проявлениях и местах одинакова. – «Не во всех. Чем меньше ирландцев кругом, тем живется спокойнее.» Доктор лукавил. Он остался здесь, на Юге, потому что на Севере было слишком много его вспыльчивых и любящих панибратство соотечественников. Жжение в глазах исчезло, и стало намного лучше. Доктор откинулся на спинку стула и чуть наклонил голову набок, глядя на Дэвиса. Чего он хотел добиться от него своими вопросами? Проверял на вшивость? – Я здесь повсюду иностранец, – неуверенно пожал он плечами, и сделал еще одну большую затяжку, да такую, что горло начало драть, – и повсюду, вроде бы, свой. Филадельфия, Оклахома, Калифорния, Миссури – для меня все они едины. Едины своей чужеродностью, вот так. – «Люблю-то я одну лишь Ирландию.» – Потому я не вижу смысла сниматься с этого насиженного места и двигаться куда-то дальше, туда, где все это придется проходить заново, так что…
