Максим и Фёдор - страница 10

Петр (поперхнувшись, кричит). Это ко мне!

Убегает. Возвращается с гостями. Это Василий, ученик Федора; Алексей Житой, крепкий парень; Мотин, непризнанный художник; Вовик, весь слабый, только челюсти крепкие от частого стыдливого сжимания; Самойлов.

Житой. Смотри, он уже начал! Мужики, давай по штрафной! (Достает из своего портфеля две бутылки портвейна, более дешевого, нежели стоящий на столе.)

Василий. Погоди, дай закусь какую-нибудь сделаем. Я не жрал с утра.

Житой. Ой, вот до чего я это не люблю, когда начинают туда-сюда… Вовик, колбаса у тебя есть?

Вовик достает из сумки с надписью «Демис Руссос» колбасу и две бутылки вермута, разумеется не итальянского.

Петр. А какого ты ляда вермут покупаешь, когда в магазине портвейн есть?

Вовик. Не хватило на два портвейна.

Петр. Я этой травиловкой себе желудок испортил.

Петр раскладывает колбасу, хлеб, приносит с кухни вареную картошку. Василий достает из шкафа стопари. Все садятся, один Самойлов стоит, засунув руки в карманы, и с ироническим видом смотрит на центр стола. Житой разливает портвейн. Все со словами «ну ладно», «ну давай» выпивают и закусывают; Самойлов вертит в руках стопарь, насмешливо разглядывая его.

Василий. Садись, чего ты стоишь, как Медный всадник.

Самойлов садится, снисходительно улыбаясь.

Житой. Давайте сразу еще по одной, чтоб почувствовать.

Разливает. Почти все выпивают. Василий пьет залпом, как это обычно делает Федор, Петр же, напротив, отопьет, поставит и снова отопьет, как Максим.

Василий (Мотину). Чего ты? Не напрягайся, расслабься.

Мотин. Да ну на фиг… Я после работы этой вообще ничего делать не могу. А удивляются, что мы пьем… Мало еще пьем!

Житой. Верно! (Разливает еще по одной.)

Василий. То, что мы пьем, есть выражение философского бешенства.

Самойлов. Потому и пьем, что, пока пьяные, похмелье не так мучает.

Мотин. Я после этой работы вымотан совершенно, куда там еще картины писать – уже год не могу. Возьму кисть в руку, а краски выдавливать неохота, такая тоска берет – что я за час, измотанный, нарисую?

Вовик. А в воскресенье?

Мотин (в сильном раздражении). А восстанавливать рабочую силу надо в воскресенье? Впереди неделю пахать, как Карло! А в квартире убраться? А с сыном погулять надо? В магазин – надо?

Петр. Каждый живет так, как того за…

Мотин (перебивает). Вон Андрей Белый пишет, что, мол, Блок, хотя и не был с ним в приятельских отношениях, прислал тысячу рублей, и он мог полгода без нужды заниматься антропософией. Антропософией, а? Вот, гады, жили! (Залпом выпивает.) Да избавьте меня на полгода от этой каторги, я вам такую антропософию покажу!..

Житой. А вот эти ваши, как их… Максим с Федором – вроде не работают, а, Петр?

Петр. Не работают.

Мотин (зло). Как так?

Петр. Да вот так… как-то.

Вовик. Давно?

Петр. Не знаю даже… Василий, ты не знаешь?

Василий мотает головой.

Самойлов. А чем они занимаются?

Мотин. Да ничем! Пьют! Какого лешего вы с ними возитесь – не понимаю. Алкаши натуральные.

Житой. Это все ладно, а вот давайте выпьем! (Разливает.)

Мотин. Это что за колбаса?

Вовик. «Докторская».

Василий. Нет, с Максимом и Федором не так просто…

Мотин (перебивает). Да ладно… Видал я ваших Максима и Федора, хватит. Алконавты натуральные.

Житой. Слушайте, а что там, я слышал, убили кого-то?

В это время Самойлов включает магнитофон. Слышен плохо записанный «Караван» Эллингтона.

Мотин. Выруби!

Самойлов. А может, поставим чего-нибудь? Петр, у тебя Битлы есть?