– Мы так не делаем, нельзя просто так отдать адрес незнакомцам.
– Вот его рисунок, рабочее название «28», на картине нет ничего, кроме этой цифры, посмотрите, – я продемонстрировала ей экран телефона.
Не особо вглядевшись, она узнала с первого взгляда, развернулась лицом к большому окну и зашагала обратно, откуда и выходила, а я за ней. Была надежда, что адрес или номер телефона я заполучу.
– Рисунок, который я вам показала, как считаете, похож на «Чёрный мак» по стилю? Мог бы Максимилиан специально придерживаться одних и тех же оттенков, сохраняя свой почерк? – я хотела разговориться с ней, мнение не было важно, так как оно не имело значение.
– Вы знаете, у Макси нет стиля, – она обернулась, цоканье каблуков прекратилось, – Макси различает не все цвета, – она уставилась на меня, её взгляд говорил: «Ну что, вам ещё нужен художник, не различающий цвета?»
Я не ответила, мой мозг анализировал его рисунки и критиковал себя за то, что не догадался сам: конечно, он дальтоник, кто бы мог ещё отказаться от ярких красок в пользу всех оттенков серого. Но как же красные блики в глазах человека и на лепестке мака? Мой подбородок опустился к груди, хотела предвидеть реакцию мира на художника, не различающего цвета, к тому же автора всего двух картин. Джекпот или холостой выстрел?
Виды дальтонизма довольно разные, человек может видеть цвета в других оттенках в зависимости от отсутствия того или иного рецептора. Для кого-то всё в чёрно-белых тонах – монохромный дальтонизм, довольно редкое явление. В таком случае мог ли Максимилиан вообще различать оттенки серого и изображать тени? Было не ясно. Одно было ясно: узнав об этом, Валериан не продаст за назначенную сумму, а прибережёт за двойную стоимость.
Наши шаги продолжились по коридору. Подняла взгляд обратно на стену коридора: разглядывать работы студентов – картин больше нет, дальше на стенах висели фотографии молодых ребят и девушек с их именами. Вглядывалась в лица и имена, чтобы найти Максимилиана, да и просто искала знакомые лица среди именитых художников – не нашла никого.
– Здесь его нет, на стене выпускники этого года, – прокомментировала девушка. – Я вам покажу его фото в личном деле, если не знаете, как он выглядит. – Кажется, кое-кто стал добрее, я была за это благодарна.
– Спасибо, это было бы прекрасно, если честно.
Просторный кабинет с высокими потолками, одно окно располагалось в полутора метрах от пола, уличный свет освещал очень скудно.
Девушка включила настольную лампу, включила компьютер, взяла ручку и бумагу и ждала, наверное, пока что-то загрузится.
– Почему его отчислили? – от неловкого молчания и любопытства спросила я.
– Максимилиан пропускал занятия и промежуточные тесты, семинары, он и не сопротивлялся. Кажется, и против не был. Я точно знаю: первые два года он посещал все занятия, сдавал все тесты, работы, участвовал в активностях. Остальное пусть сам расскажет, я вам назвала причину отчисления, которую сама знаю.
– Он нарисовал две прекрасные картины, думаю, ваш ректор ещё пожалеет, что его отчислил, – чувство обиды за автора такой прекрасной работы переполняло меня. – Все гении проходили через унижения и недооценку. – Слово «гений» ей явно не понравилось: сморщилось прекрасное личико.
– Согласна, «Чёрный мак» – неплохая работа.
«Неплохая», – возмутилась я про себя.
– Про эту, с собакой, не слышала и не видела. Мы с ним ходили в один класс по живописи. – Она сомкнула губы, кажется, хотела ещё рассказать что-то важное, но побоялась сказать лишнее. – У него явно есть талант и видение, которого нет у многих из нас, но случилось то, что случилось. – Она стала печатать на клавиатуре.
