То обстоятельство, что Лас Каз далеко не сразу стал пользоваться влиянием при дворе Наполеона, не был честолюбив и оставался чужд придворных интриг, а также не принадлежал к политическим партиям, придает труду мемуариста изрядную долю объективности. В пользу Лас Каза говорит и то, что его отличало подробное знание императорского двора и, когда Наполеон называл ему то или иное лицо, говорил о том или ином событии, для Лас Каза слова императора тотчас же облекались во вполне конкретные и ясные понятия. Но Лас Каз не просто переписывал разговоры Наполеона с его людьми; одни слова и суждения он передавал в изложении, другие цитировал дословно, выхватывая то, что, по его мнению, имело особую историческую значимость. Надо было обладать цепкой памятью и большой работоспособностью, чтобы после часовых бесед с императором в уединении воспроизвести речь собеседника, не искажая ее. Лас Каз не только записывал мысли и суждения императора, он писал под диктовку отдельные фрагменты его мемуаров, например изложение Итальянской кампании 1796 года. Для этого Лас Казу пришлось изобрести род стенографического письма – Наполеон, как известно, диктовал быстро, не заботясь, поспевают ли за ним секретари. Отредактированные листы записей, разговоров с императором и расшифрованные диктовки Наполеона Лас Каз отдавал вечером своему сыну или лакею Наполеона Али, которые переписывали их набело. Утром следующего дня Лас Каз передавал переписанное Наполеону, который просматривал их, редактировал, вносил в тексты уточнения[19].
Насколько был точен мемуарист, когда он передавал разговоры Наполеона, мимоходом оброненные им фразы или монологи, прямой политический расчет которых порою весьма очевиден? Этот вопрос всегда волновал историков, в особенности тогда, когда еще не вышли в свет «Повествование об изгнании» Монтолона [20], «Дневник» Гурго [21] и «Памятные записки» Бертрана [22]. Теперь уже невозможно сомневаться в подлинности слов, приписываемых Лас Казом Наполеону, ибо беседы возобновлялись, те же мысли возникали вновь и получали дальнейшее развитие на страницах записок других членов свиты Наполеона на острове Св. Елены.
Лас Каз пробыл на острове сравнительно недолго. В конце 1816 года, 30 декабря, он был выслан за попытку возобновить секретную переписку с рядом лиц в Европе, в частности с принцем Люсьеном Бонапартом [23]. Речь шла о том, чтобы сделать достоянием европейского общественного мнения не только реальные обстоятельства, побудившие Наполеона пойти на очевидный риск и вынудившие его отдать себя в руки англичан, но и многочисленные факты нарушения английскими властями собственных обязательств в отношении содержания Наполеона на острове: условия эти, как известно, в конечном счете способствовали ухудшению его здоровья. «Европа ничего не знает об истинном нашем положении. – К такому выводу Лас Каз приходил при чтении английских и французских газет. – Вот и надобно сделать так, чтобы она узнала об этом. Ведь не проходит и дня, чтобы газеты не помещали всевозможные домыслы о нашем пребывании здесь, в этой тюрьме, бессовестные и несусветные выдумки, затрагивавшие честь близких нам людей, а посему именно нам надлежит прилагать усилия к тому, чтобы истина стала известна обществу, в таком случае она дошла бы и до государей, которым обо всем этом, быть может, ничего не известно, и до народов, симпатии коих были бы нашей опорой…»
