Мальчик в ответ что-то неразборчиво промычал.
– Тогда приступаем.
– Я могу присутствовать?
– Хорошо, – согласился я. – Только встаньте, чтобы не отвлекать. Мне нельзя терять концентрацию.
Она закивала и отошла от дивана, встав за моей спиной.
– Ну, солдатик, терпи! – сказал я и положил ладонь Ване на затылок.
Жар недовольно пыхнул, когда я обдал его холодом, затем присмирел и стал съеживаться. Интересно! Получается быстрее, чем у Маши. И усилий великих не пришлось применять. Может, дело в возрасте пациента? Запомним. Довольно быстро разобравшись с позвоночным столбом, я перенес ладонь на темя Вани, и вот тут понял, что поспешил с выводами. Жар не желал отступать, полыхая в ответ. Ах, ты, сволочь! Сука! Я усилил поток, напрягаясь изо всех сил. Ну же, ну!.. Я словно давил на резиновый мячик, но тот не поддавался, сопротивляясь. На еще! И вот так! Еще!.. Да сохни же, наконец! «Мячик» вдруг лопнул, разлетаясь угольками. Я выдохнул и стал давить их поодиночке. К тому времени, когда кончился последний, у меня не осталось сил. Я убрал ладонь с головы мальчика и сполз на ковер, опершись на сидушку спиной.
– Михаил Иванович! На вас лица нет! – встревожилась Янина. – Совсем серое стало.
– Издержки профессии, – прохрипел я. – Помогите встать.
Она протянула руку. Я ухватил ее и присел на диван. Подождал, пока организм придет в норму. Вот же идиот! Зачем было так выкладываться? Можно было разбить лечение на сеансы. Куда спешил?
– Как вы? – спросила Янина.
– Вроде легче, – успокоил я. – Посмотрим пациента?
Она кивнула. Я поднял мальчика с дивана и усадил рядом.
– Как себя чувствуешь, солдатик?
– Хорошо, – выговорил мальчик. Хм, почти чисто.
– Вытяни вперед руки.
Он расправил свои скрюченные грабельки и поднял до уровня плеч.
– Коснись указательным пальцем носа. Сначала одной рукой, затем второй.
Он послушался. Однако пролет – моторика отсутствует.
– Еще!
В этот раз почти получилось – Ваня ткнул себя пальцами в щеку.
– Повторяй!
Мальчик стал, чередуя руки, тыкать себя пальцами в лицо. Где-то на десятом повторении стало получаться – угодил в нос. Я поднял взгляд на Янину. Та стояла, засунув кулак в рот, глаза – по пятаку. Вот и правильно, молчи.
– Хватит, Ваня! – остановил я мальчика. – Давай попробуем встать.
Я спустил ребенка на ковер. Поставил и отвел руки в стороны, готовясь при падении подхватить. Мальчик неуверенно оперся на тонкие ножки, пошатался и сделал шажок. Покачнулся – и второй.
– Хватит! – я подхватил его под мышки и усадил на диван. – Не позволяйте ему много ходить, – сказал Янине. – Мышц почти нет, связки и суставы не готовы. Так и травму недолго получить. Посоветуйтесь с врачом, он определит нагрузки. Я свое дело сделал.
– Михаил Иванович! – Янина прижала руки к груди. – У меня нет слов…
Эмоции, которые бушевали на ее лице, слов не требовали.
– Вы кудесник! – наконец, выпалила она.
Типа того. А что? Самому нравится.
– Вы там говорили про чай? – напомнил я.
– Конечно, конечно! – заспешила она. – Все на кухне. Сами заварите? Хочу побыть с Ваней.
Ради Бога! Я кивнул и отправился на кухню, где обнаружил на столе тарелку с бутербродами, чашки, заварочный чайник и сахарницу. А неплохо здесь живут! Бутерброды с красной икрой и сыровяленой колбасой. Страшный дефицит в СССР, если кто не в курсе. И кухонный гарнитур явно не советский. Я взял красочную жестяную банку, стоявшую на шкафчике, снял крышку. Чай! Крупный лист, черный. Ох, и оторвусь!
