– Ладно, бог с ним. – Горегляд махнул рукой. – Тогда вот что, – он обратился к Фёдорову, – пойдем к морю, держи его за руку покрепче. Еще удерет в темноте.
Фёдоров достал из кармана кусок веревки и молча помахал им в воздухе.
– Тоже верно. Ну, пошли?
– Постойте, братцы, – вдруг тихо сказал командир. – Вот сижу и думаю. А не отправить ли нам на Большую землю и эту… – Не оборачиваясь, он указал большим пальцем за спину, туда, где спала Саня. – Вместе с Куртом. А?
– Да вы что, Серафим Петрович! – изумился Горегляд. – Всю войну с нами прошла.
– Нет, действительно, а что ей тут делать: с питанием туго, учиться негде. Под боком фашисты.
– Эх, Серафим Петрович, не ожидал от вас, – огорченно сказал Фёдоров. – Вы-то ей вроде как отец родной стали. А сейчас что говорите?
– То и говорю. А вдруг не убережем? Не хочу грех на душу брать… Иди, буди ее.
– Я не пойду, – ответил Горегляд.
– Тогда – ты! – сказал командир Фёдорову.
– Хоть на губу сажайте, будить не стану!
– Эх, бусурманы, а еще помощниками называются! – сердито сказал командир. – Всё на одного взваливают, – и на цыпочках подошел к Сане. Посмотрел на ее личико, почесал в раздумье бороду, оглянулся на партизан, ища у них поддержки, а потом тронул девочку за плечо: – Сань! Сань!
– Да ладно уж, не трогайте ее. Ну что вы?! – прошептал Горегляд. – В школе учил, а сам детям спать не дает.
Но, видно, чтобы уже не отступать, командир громко сказал:
– Боевая тревога!
Саню словно подбросило с постели. В полусне, не глядя на взрослых, она быстро натянула сапожки, надела через голову юбчонку, потом кофточку, телогрейку.
– Карательный отряд?! – испуганно спросила она.
– Да нет, не волнуйся. Слушай меня внимательно, – начал было дядя Сима. – Сейчас, это, ты… ну, значит, вместе с нами… пойдешь погулять… – И запнулся.
– Ага… Тут, недалеко… Одна нога там – другая здесь…
Секретное задание, – сам не зная что, забормотал Горегляд.
– И гармошку захвати, – буркнул Фёдоров.
Взрослые переглянулись – вот заврались!
– А зачем гармошку-то? – с недоумением спросила Саня.
Командир незаметно показал Фёдорову кулак.
– Это он так… Сам балалайка, вот и вспомнил про гармошку, – сказал он и, откашлявшись, добавил: – В общем, Курта на подводную лодку будем сдавать. А ты как от детей пойдешь… это… свидетелем будешь. Ясно?!
Полковник Эрхард с забинтованной головой сидел в кожаном кресле за широким дубовым столом и холодным жестким взглядом осматривал арестованного – стройного человека с лысеющей головой. Его лицо было бледным, изможденным.
Арестованный словно не замечал полковника – смотрел в окно, за которым расстилалась синяя гладь моря.
– Я звал вас, Бычко, – сказал полковник, – чтобы вы мне помог. Вы слушай меня!
– Слушаю, слушаю, – не поворачивая головы, ответил арестованный.
– Я должен вас расстрел… Вы есть с точка зрения наш закон – бандит. Но я в этот случай буду с вами по-другому сказайт, и вы в мой правда может верить. Англичан бросал бомба в наш дом, и жена погиб… Да, да, погиб. – Лицо полковника было бесстрастным. – Я привез мой сын в Крым, он жил в мой комната. А теперь, – голос Эрхарда стал железным, – ваш партизан после стрельба схватил мой сын и увел его в гору. Где он сейчас, я не знай.
– Ясно, – откашлявшись, сказал арестованный. – Но я же не партизан… Я же вам говорил.
– Мы нашёль у вас листовка! – строго оборвал его Эрхард. – Вы имель оружие! – И, помолчав, вдруг добавил: – Но я вас отпускай!
