Лейла больше не вышла замуж. Если за эти десять лет у нее и были мужчины – а предложений было множество, это несомненно, – Хестер ничего о них не знала.
Но теперь в доме было слишком чисто. Еще и этот длинный каштановый волос.
Хестер, уймись.
Хестер без предупреждения обняла Лейлу, притянула к себе. Та удивилась:
– Хестер?
Уймись.
– Я люблю тебя, – прошептала Хестер.
– И я вас.
Хестер зажмурилась. Не сумела сдержать слез.
– Вы точно в норме? – спросила Лейла.
Хестер взяла себя в руки, отступила на шаг, разгладила одежду.
– В полной. – Сунула руку в сумочку, выудила носовой платок. – Просто…
Лейла кивнула.
– Знаю, – тихо сказала она.
Хестер увидела, что Мэтью выглядывает из-за материнского плеча и мотает головой, напоминая про данное обещание.
– Пойду, пожалуй. – Хестер поцеловала обоих и быстро вышла из дома.
Тим ждал, открыв дверцу. На нем был черный костюм и шоферская фуражка. Этот наряд он носил ежедневно, невзирая на погоду и время года, хотя Хестер не раз говорила, что это ни к чему. К тому же и костюм, и фуражка смотрелись на нем как-то неправильно. Может, из-за крупной фигуры. Может, из-за пистолета под пиджаком.
Скользнув на заднее сиденье, Хестер еще раз взглянула в сторону дома. Из-за двери на нее смотрел Мэтью. До Хестер наконец дошло: внук попросил ее о помощи.
Раньше такого не бывало. И он не все ей рассказал – пока что. Но она, упиваясь собственным горем, жалостью к себе, пытаясь заполнить эту жуткую дыру в собственной жизни, все же помнила: Мэтью приходится в сто раз хуже. Он растет без отца, тем более – без такого отца, доброго и порядочного человека, взявшего самое лучшее от Хестер (в меньшей степени) и Айры (в большей) – Айры, умершего от сердца. Хестер была уверена: сердце Айры разбилось, когда Дэвид погиб в той аварии.
Тим вернулся за руль.
– Слышал, что рассказал Мэтью? – спросила она.
– Да.
– Что скажешь?
Тим пожал плечами:
– Он что-то недоговаривает. – Хестер не ответила. – Ну что, назад в город? – спросил Тим.
– Пока нет, – сказала Хестер. – Сперва заедем в полицию.
– Ну и ну, какие люди у меня в участке. Хестер Краймштейн, как Бог свят.
Она сидела в кабинете шефа уэствиллской полиции Орена Кармайкла. Тот готовился к семидесятилетию и последующей отставке, но выглядел, как всегда, сногсшибательно. Представьте себе самый красивый отруб элитной говядины в мясницкой лавке. Представили? Так вот, Орен был еще красивее. Человек-гора, сплошные мышцы.
– И тебе привет, Орен.
– Классно смотришься.
– И ты. – «Седина мужчинам к лицу, – подумала Хестер. – Черт возьми, это нечестно». – Как Шерил?
– Ушла от меня.
– Да ты что?
– Угу.
– Я всегда знала, что она туповата.
– Да ты что?
– Без обид.
– Какие тут обиды.
– Она красивая была, – добавила Хестер.
– Да.
– Но дура. Я, наверное, грублю?
– Шерил бы сказала, что грубишь.
– Плевать мне, что она сказала бы.
– И мне. – Орен Кармайкл ослепительно улыбнулся. – Забавный у нас диалог.
– Разве нет?
– Но мне почему-то кажется, ты явилась сюда не шутки ради.
– Может, и не кажется. – Хестер уселась поудобнее. – Как это называется, когда делаешь несколько вещей одновременно? Детишки для такого целый термин выдумали.
– Многозадачность.
– Точно. – Она закинула ногу на ногу. – Вот этим и занимаюсь.
Хестер могла бы сказать, что ее тянет к мужчинам в форме, но ведь это пошлое клише. Однако Орен Кармайкл выглядел так, словно носил полицейскую форму с самого рождения.
