Мальчик из сундука - страница 9



Обитель художников. Здесь все жили и предвкушали. Себялюбивые мечты не оставляли места остальному. И вроде бы есть у тебя мечта, и ты ее добился, но это ровно до первого порыва ветра. Одни продолжают гнать ее, хватают за гриву, а другие стоят и ждут ее обратно, ласково подманивают своё будущее. И она возвращается со следующим ветром, из другой подворотни и такая незнакомая…

Любопытство моё не унималось, но к нему примешивалось недоброе беспокойство. Что найду я здесь, по своему старому адресу? И как бы мне хотелось, чтобы вот сейчас, каким-то чудом, я войду в зелень садика, а дом будет невредим. А главное – будет целой моя мастерская и картины. Бывают же чудеса, почему не сейчас, когда всё так закрутилось?


Наш город мастеров-мечтателей был всё ещё славен и по-прежнему неряшливо красив. Первые его жители в погоне за мечтой уже ушли далеко вперед по дороге. Так уж случилось, что город подарил им мечту о дальней жизни и прогнал от себя. Одни осели вскоре, за ближними и дальними перевалами. Кое-кто из них, напротив, потерял последние якоря и стал охотником за свежей целью. Эти охотники мчались за мечтой на острие своих пуль, опережали их, вгрызались в свои мечты, рубили им головы. Но насытиться добычей не могли и терзали ее до изнеможения, пока она не становилась блеклой облезлой тряпкой. И нужно было бежать, выслеживать новую цель… Не так уж и счастливы были некоторые мечтатели. Мне довелось повидать многих из этого племени. Гениальные несчастливцы. Жизнь словно в насмешку наделяла их талантами, но замыливала их глаза. Тьфу, это же теперь и я такой…


Конечно, я ещё издали увидел свой дом, но мне стало не по себе. Вроде бы и спешил сюда, но последние метры начинали скрести по душе, и шаг сам собой замедлился.

Картина была безрадостной. Моё старое каменное убежище ещё сильнее потемнело от непогод, а деревья почти полностью спрятали окна от людей. Весь этот ворох напоминал зелёную пещеру из листьев. Похоже, что в доме никто не жил, и за ним никто не ухаживал.

Больше оттягивать время было нельзя. Не за этим же я приехал в такую даль, в своё осыпавшееся прошлое.

Я уже и забыл, как когда-то здесь было уютно. Моё пристанище, моя мастерская. Мои окна. Когда-то окна наверху были открыты солнцу, и деревья ещё не доросли до ставень. А сейчас тут не осталось ни одной солнечной полянки.

Я втянул воздух носом, и едва ощутимая гарь прошлась внутри. Не знаю, наверное, это было самовнушение, за пять лет, конечно, всё развеялось. С туманными мыслями я вошёл в свой садик. О чём думал – сейчас не помню. В голове словно всё залегло на дно. Я снова забывался и выныривал в действительность.


В садике была почти такая же разруха, как и в тот злополучный день моего отъезда. Только травы теперь выросли по пояс, и каменная дорожка утонула где-то среди них. Дом стоял, тихий и безжизненный. А когда-то от ветра скрипела крыша, – подумалось мне. Она умела убаюкивать, как в детстве…


В глубине садика утопала в зарослях огромная туша с обнажёнными рёбрами. Это была моя студия. Моя огромная рыба с глазами-окнами. Она завалилась почти полностью, и её могучие стальные стропила торчали рёбрами. Плоть с них когда-то безжалостно слизал огонь. Всё это по-прежнему было больно.


Но в воздухе была ещё какая-то напряжённость. Недобрая напряжённость. И мне никак не удавалось понять её. Трава шумела в тени, и раньше это дарило мне невыразимый покой. А теперь ничего не получалось. Чтобы прекратить это наваждение разом, я вошёл в свой старый дом. Старое прошло, а прошлое старо. Так отчего же дрожат руки?